Викинг и дева в огне - Галина Емельянова
— Хорошо, один золотой обруч, гривна из золота, — напомнил монах — купец.
— Жди, до заката я принесу плату, убери эти бусы. — Северин огляделся кругом, и, заметив молоденьких брата с сестрой, выбирающих девушке платок, подозвал их к себе. Те удивленно подошли. Юноша спокойно улыбнулся и сказал девушке: «Это княжий воин, нам нечего боятся».
Девушка кивнула, слегка косоглазая и в веснушках, она уморительно строила глазки статному воину.
— Выбирай любое колечко, а для начала примерь вот это. — И Северин надел ей на шею синие камни.
Бусы оказались в пору. Значит и Василисе подойдут.
— Лучше кольца височные. Счастливая твоя невеста, — огорченно сказала дурнушка.
— Да, только она об этом ещё не знает.
Он снял бусы, купил девушке простенькие височные кольца, и пошел к своему дому. Там он спустился в подпол и вынес наверх шкатулку, подарок отца перед походом.
«Вот тебе Северин, твое будущее. Землю я отдам старшему сыну, среднему драккары, а тебе эту колючую штуковину. Византийские цари носят их на голове. Надевают белые с алым одежды, которые не защищают от наших мечей и стрел. Делай с ней что хочешь, это называется золото, сынок».
Северин много лет хранил наследство отца, даже когда их лодка попала в бурю, он не кинул ее в дар гневному Эгиру, богу морских глубин. И не отдавал на переплавку. Слишком красивы листики на венце, будто живые. Это— память об отце. Но отец — это прошлое, а Василиса — будущее. Положил украшение в холщовый мешок и отправился обратно на торжище.
Монах сидел и пил вино. Пахло от него грязным телом и чем- то еще, ах да, ладаном. Северин заметил, как затряслись руки купца — монаха, когда он протянул ему венок. Торговец побледнел, чуть не упал бездыханным под прилавок, но взял себя в руки. Громко икая, он отпил из кувшина свое кислое вино.
— Вот возьми, как называется этот камень? — спросил воин, он любил узнавать новое.
— По-здешнему красные — червленый яхонт, а синий лазоревый. А по-нашему красные это рубинус, а синий сапфирус, они из очень далеких краев, куда даже твои предки не доплывали.
— Мои предки доплывали до края земли и дальше, — гордо сказал Северин и аккуратно положил бусы за пазуху.
Бусы он купил, а вот доверить их мальчишке он опасался. Нет, сам Мишаня-Заяц, конечно не предаст, но старшие могут отобрать, и продать за бесценок, тому же монаху. Поэтому он послал верного человека узнать, за кого и когда выходит замуж старшая сестра Василисы. Оказалось, что за молодого боярина, который не имел рвения, ни к воинской службе, ни к торговой.
— Пустобрех, — так о нем поведал тысяцкий, когда варяг зашел к нему за советом. — Что тебе в нем проку?
Но понял, что у его любимца варяга какая-то печаль.
— Девушке подарок тайно передать, — не стал лукавить Северин.
— Так в этом деле лучше баб никого быть не может. И у меня есть такая. Не сваха, не опасайся. Просто ловкая баба, такой второй не сыскать. Жар птицу уговорит птичье молоко дать. Серебряная пол- гривна и дело выгорит.
— Вещь очень дорогая, — сказал Ярец, разглядывая бусы. — Давай мы их в мешок, а сверху посадника печать. А что от тебя, не сумлевайся, грамотку положу к подарку.
Послали за бабой мальца, чтобы привел.
Меланья Уварова, попадья прозвище имела — Ушлая. В отличии от мужа, попа Нектария, худосочного и немолодого, была она дородна. Кожа светлая, лицо, с двумя подбородками украшала ярко-коричневая бородавка, как раз под левым глазом. Губы она всегда недовольно поджимала куриной гузкой.
При встрече в палатах Яреца она обмерла увидев варяга, о чьем суровом нраве, очень преувеличенном слухами, ходила в городе молва. Но быстро взяла себя в руки, а отведав два ковша медовухи, так и вовсе осмелела, ущипнула варяга за бок.
— Чтобы урона девичьей чести и ее отцу не нанести. Я, как только с князем переговорю, то.. — Варяг не договорил. Он побледнел от волнения и вытер со лба пот.
— Не бойся милый, не журись, соколик. Разве ж я молодкой не была, разве ж мне жаркие слова не говорили. Правда, врать не буду, — она, крякнув, выпила третий ковш пряного напитка. — Мне из подарков кольцо венчальное, и то медное.
Баба хлопнула по плечу воеводу и другой рукой его жену по коленке.
— С твоей женкой в гости и пойдем. Сударовы намедни старшую пропивать будут, так без тетки Меланьи, разве такое ладно пройдет.
— А вы им родня? — удивился Северин, зная отца Нектария своего крестного и эту самую попадью, как вовсе не бояр.
— Меланья всем в этом городе родня. Кого крестила, кого венчала, а кого и на одре смертном отпевала. — И она пьяненько засмеялась. Спрятала мешочек с драгоценностью за пазуху.
— Ну уж, нет, со свахой иди, у женки моей дел невпроворот. — категорически отказал подвыпившей попадье тысяцкий. Жена благодарно взглянула на него. В ее взгляде явно читалось: «Негоже ей с такой пьяной бабой рядом быть, да еще в дом боярский идти».
Попадья унесла бусы, а Северин всю ночь мучился бессонницей. Нет, не от жадности, а от того, что боялся Васиного осуждения. Вон она какая гордая, хоть и девчонка совсем, всего шестнадцать зим, а такая, что и от ворот поворот может и ему дать, хоть он и сын ярла.
Судили, рядили, как лучше девушке подарок передать, а вышло все глупо и смешно. В доме боярина Сударова, всем новая его жена заправляла, она на сносях, ходила последний месяц, потому чаще лежала в опочивальне, все доверив свахе Степанихе, и попадье Меланье. А сваха свое дело уже сделала, а потому, как выпить хмельного тоже не дура, уединилась с товаркой в светелке, где сундуки с приданным стояли.
Девок ткавших полотно, да чулки вязавших, прогнали вниз, в бабий закуток, помочь обед варить, а себе велели принести окорока, соленной капустки и бочонок мудовухи. Той, что
