Розалин Майлз - Королева
Послушайте, позвольте же вас уверить: то было время любви, лето любви, медовый месяц любви…
Подданные любили меня, потому что светлое зерцало небес не омрачалось дымом костров и смрадом горящей плоти. Теперь в своих древних, замшелых часовенках и церквушках из золотистого камня они обращались к Богу на родном языке и знали, что Он их слышит.
А я любила их, любила всех вокруг, кокетничала с Арунделом, с Пикерингом, с послами Филиппа, со сватами из Швеции и Священной Римской империи, я купалась в обожании, принимала поклонение, как богиня.
— И, подобно девственной богине Диане, вы живете ради охоты! — воскликнул галантный фон Брюмер, главный посол Габсбургов, глядя на Робина, как тот подсаживает меня в седло и выстраивает лошадей, всадников, егерей, гончих и ловчих для дневной потехи. День за днем мы охотились по жаре, падали со взмыленных лошадей в далекой чаще, одни, ибо опережали в безумной скачке даже самых быстрых из своих спутников, или подкреплялись вином и сладостями на очаровательной поляне, поодаль от свиты.
По всей Англии стояло дивное лето, перламутровые зори разгорались солнечными днями, а затем, о, как медленно и как печально, огненный шар уходил за горизонт, обещая погожее утро, и ароматные сумерки сменялись звездными вечерами.
Но для меня…
Что вам сказать?
Да, я в совершенстве владела этой игрой в ухаживание, я играла в нее каждым прозрачным вечером, каждой ранней бархатной ночью, когда языки развязывались и каждый тщился превзойти соседа в похвалах моим красоте и уму!
Однако стоило проснуться поутру, а страхи уже поджидали, затаясь в уголке, как верные Екатеринины псы, ее маленькие гончие — и день ото дня они все больше походили на гончих ада.
Мария Шотландская, свадьба, наследники, Франция…
У каждой — зубы рыси, челюсти мастиффа, какая накинется первой?
Они накинулись разом, вцепились клыками все, как одна. Первый курьер в то утро предварил горничную с хлебом и пивом. От его слов в желудке моем начались спазмы:
— Мадам, ваш секретарь Сесил молит о скорейшей аудиенции.
Значит, дурные вести — ничто иное не заставило бы Сесила вторгнуться в мою опочивальню.
Я была уже одета, правда не причесана: волосы в беспорядке лежали по плечам. Но Сесил — особая статья, да и было, судя по всему, не до церемоний. Я кивнула Парри:
— Впустите его.
Серое лицо Сесила, его тяжелая поступь и кипа депеш выдавали тревогу.
— Дурные известия, госпожа. Французский король погиб на турнире — наткнулся при падении на обломок копья. Мария Шотландская стала теперь королевой Франции.
Остался лишь один вопрос.
И королева Англии? Насколько далеко простираются ее амбиции?
Через час мы встретились на совете: я, Сесил и горстка поспешно собранных лордов.
Я сама слышала, как срывается и дрожит мой голос:
— Будет ли она силой оспаривать мой трон?
Лорд Бедфорд тряхнул седою гривой и проворчал:
— Теперь в ее распоряжении все французское войско. А с французским гарнизоном, который уже в Шотландии, в распоряжении матери-регентши…
— Мы в ловушке! — Я повернулась к Сесилу:
— Нападет ли она? И когда?
— Кто знает? — Сесил подался вперед и постучал по столу, требуя внимания:
— Одно очевидно, ваша милость, вам нужно выйти замуж, и без промедления! Покуда вы одиноки и бездетны, ваш трон и наша безопасность висят на волоске — вы даете шотландской королеве прекрасный повод называть себя вашей наследницей.
Теперь все наперебой заговорили о моем браке.
Сесил поднял руку и резко оборвал спор.
— Ее Величество должны сделать выбор, — сказал он почти сердито, — и как можно скорее. Ибо у королевы Шотландской есть другая причина настаивать на своих притязаниях — да, и самая веская из причин!
Я задохнулась:
— Нет! Ведь она же не…
И тут же поняла — да!
— Она будет требовать вашу корону, возможно, даже вторгнется в наши пределы, чтобы завоевать ее не только для себя, но и для своего наследника.
Никто из лордов не шелохнулся.
— Своего наследника? — Я с трудом узнала свой собственный голос.
Сесил яростно кивнул.
— Наши люди донесли, что еще до конца года она произведет на свет мальчишку!
Значит, и в Мариином грязном белье роются, как, я знаю, роются в моем испанские и римские шпионы!
И вновь мучители зажужжали:
— Королева Шотландская беременна?
— А наша королева не замужем!
— Еще до весны…
— Габсбург!
— Эрцгерцог!
— Никаких папистов!..
— Тогда англичанин!..
— Довольно! — завопила я. — Вы разорвете меня в клочья!
— Погодим, милорды, погодим — давайте еще раз соберемся в полдень.
Сесил быстро разогнал всех и приготовился уходить. Но на прощание и он не преминул вонзить мне в сердце кинжал:
— Мой совет, пусть это будет Габсбург, один из эрцгерцогов Священной Римской империи, в противовес Франции. — Он собрал бумаги. — У вас нет друзей, мадам, а кругом враги.
Подумайте о королеве Шотландской!
А я-то считала это игрой, придворным ритуалом, не более? Какая же я дура! Мария Шотландская теперь королева Франции, и к тому же скоро родит? О, Боже, как меня принуждают, как торопят!
Но должна ли я терпеть? Чтобы меня приперли к стенке, выволокли, словно преступницу на казнь?
Нет, я этого не вынесу!
Я не могла ни плакать, ни думать. Вчера я спала плохо, третьего дня тоже. Ужели венчанной голове покоя не видать? Даже Сесил против меня! К чьей же помощи прибегнуть?
Я в сердцах расхаживала по комнате, когда вдруг увидела перед собой дверь и, не раздумывая, вышла.
— Парри, за мной!
Как летящий домой голубь, я, сопровождаемая по пятам Парри и ее пажом, мчалась по лабиринту виндзорских комнат, пока не оказалась перед дверью, которую искала.
— Постучите и ждите меня здесь!
— Эй, есть кто?
— Ваше Величество! — Только отличная выучка помешала слуге выразить все изумление, которое он испытал при виде самой королевы, бледной» и дрожащей, у его порога.
— Где твой хозяин?
— Прочь, болван! Иди, оставь нас, я встречу Ее Величество!
Из комнаты выбежал Робин, отмахнулся от служителей, взял меня за руку и провел внутрь.
Захлопывая дверь, он смущенно указал на чулки и рубаху:
— Извините, мадам, я переодевался.
Я, дрожа, сжимала его сильные загорелые пальцы. В зеркале у двери отражались два лица: бледное, измученное страданием, и другое — раскрасневшееся после утренней верховой прогулки. Я не узнавала ни его, ни себя.
Комната была низкая и холодная, сюда никогда не проникал полуденный зной. Если не считать разбросанного в беспорядке снаряжения для верховой езды, стрельбы, псовой и соколиной охоты, в ней почти ничего не было — чисто холостяцкое убежище. На столе у окна тазик, бритва и смятое полотенце — причиндалы ежедневного мужского обряда. Сквозь зеленые стеклышки в небольшом оконном переплете робко заглядывало утреннее солнце.
