Эльза Вернер - Цветок счастья
– Я не понимаю вас, Мартин! Против чего вы меня предостерегаете?
– Против этой женщины! Это не барышня, а оборотень. Она явилась в карете, выпрыгнула из нее, как стрекоза, и подала мне визитную карточку, на которой было написано: «Екатерина Рефельд». Вероятно, у меня было очень удивленное лицо, так как она вдруг начала хохотать. Подумайте, господин доктор, она смеялась надо мной, а ее кавалер, вместо того, чтобы остановить эту особу, сам тоже принялся хохотать. Да вы, вероятно, слышали их безумный смех?
– Я… нет… мы были заняты! – солгал Жильберт, в ушах которого еще до сих пор звучал серебристый голос молодой девушки.
– Ну, теперь-то они не очень посмеются перед старым барином! – злорадно прибавил Мартин. – В нашем доме не привыкли к смеху!
– О да, это верно! – с вздохом подтвердил Жильберт.
Лакей смерил его с ног до головы презрительным взглядом.
– Идите гулять, господин доктор, – решительно заявил он, – и будьте осторожны! Берегитесь этой женщины! Это не барышня, а какая-то нечистая сила!
Исполнив свой долг перед неопытным барином, лакей ушел, а Жильберту больше ничего не оставалось, как, действительно, пойти гулять. Он решил ограничить свою прогулку собственным садом, причем все время прогуливался по одной и той же аллее, чтобы не упустить момента, когда гости будут уходить, и у него будет, таким образом, возможность еще раз увидеть прелестное создание.
Молодому доктору до сих пор приходилось очень мало встречаться с женщинами; он имел дело только со старыми домоправительницами доктора Эбергарда, сменявшимися четыре раза в год, – дольше у капризного старика никто не уживался. При огромных умственных способностях доктор Эбергард отличался невозможным характером и слишком бурным темпераментом, вследствие чего ему трудно было ладить с людьми. У него образовалась прекрасная практика в столице, так как он был очень хорошим диагностом, но он так грубо обращался со своими пациентами, что за короткое время растерял всех больных. Затем он читал лекции в университете, но тоже не мог поладить со своими коллегами, а потому бросил университет и уехал из города. Обладая большими денежными средствами, он мог жить совершенно независимо, занимаясь исключительно наукой. Он написал много книг, пользовавшихся в медицинском мире большой известностью. Все охотно признавали за ним крупный талант и выдающийся ум, но избегали встреч, боясь его строптивого характера. Таким образом, Эбергард жил вдали от света, совершенно замкнуто, отдавая все свое время науке.
Жильберт был сыном бывшего товарища Эбергарда по гимназии и университету. Перед смертью отец Жильберта просил Эбергарда позаботиться о его сыне, который оставался после смерти отца круглым сиротой и без всяких средств к существованию. Эбергард дал слово позаботиться о мальчике, и, действительно, когда товарищ умер, взял его сына к себе в дом. Жильберт как раз окончил в это время гимназию и должен был поступить в университет. Эбергард дал возможность юноше учиться, но им руководило не великодушие, а чисто эгоистическое чувство. У него было такое же несчастье с ассистентами, как и с домоправительницами – никто не мог с ним работать больше двух-трех месяцев, а между тем ему был необходим сведущий в медицине раб, который находился бы в полной зависимости от него. Для этой цели Эбергард и избрал Жильберта. Ему нетрудно было подчинить себе мягкий, податливый характер юноши. Давая ему достаточные средства для образования и жизни, Эбергард старательно отстранял от него всякое общество и руководил каждым его шагом. С другой стороны и Мартин считал себя обязанным следить за молодым барином, так что у Жильберта не было ни одного часа, которым он мог бы располагать самостоятельно.
Когда он окончил университет и получил звание доктора, условия его жизни ничуть не изменились. Эбергард сообщил своему юному коллеге, что отныне тот будет его помощником, и Жильберт, чувствуя себя обязанным Эбергарду, не счел себя вправе ответить отказом на предложение человека, так много для него сделавшего. Мартин почтительно называл молодого барина «господином доктором», но продолжал так же относиться к нему и следить за каждым его шагом, как это делал и раньше. Таким образом, в жизни Жильберта ничто не изменилось; он даже не пытался сбросить с себя цепи, к которым настолько привык, что перестал замечать их неудобства.
На этот раз молодой человек оказался не вполне послушным. Вместо того, чтобы гулять целый час, как ему приказал его тиран, он ходил все время вокруг дома, не выпуская из поля зрения выходных дверей. Ждать ему пришлось недолго, так как переговоры наверху продолжались не более десяти минут. Молодая девушка вышла из дома одна, без своего спутника, и по ее лицу сразу было видно, что переговоры не привели к желательному для нее результату. Ее личико густо покраснело от негодования, ямочки на щеках исчезли, губы маленького рта были надуты, как у огорченного ребенка, а лукавые глазки гневно сверкали. Екатерина Рефельд быстро, точно стараясь уйти от опасности, направлялась к калитке, не оглядываясь ни направо, ни налево.
Вдруг Жильберт преградил молодой девушке дорогу. Все это вышло случайно. Доктор шел к дому, не ожидая, что гостья Эбергарда выйдет так скоро, и, увидев ее, сразу остановился как вкопанный.
Молодая девушка вздрогнула от неожиданности и испуганно крикнула:
– Ах, Господи!
Жильберт побагровел от смущения и посторонился.
– Простите, сударыня! – прошептал он так растерянно, что гнев гостьи смягчился.
– Скажите, пожалуйста, вы сын этого… этого доктора Эбергарда? – спросила она, и в ее голосе еще слышались гневные нотки.
– Нет, я только его ассистент!
– В таком случае, я очень рада за вас. Было бы очень грустно, если бы это чудовище было вашим отцом.
– О, напрасно вы так говорите! – возразил молодой человек, пораженный такой непочтительностью к его профессору, – доктор Эбергард – светило науки.
– Очень жалею науку, когда у нее такие представители, – пренебрежительно заявила Кетти. – Ваш доктор – чистейший медведь; он готов проглотить целиком человека, осмеливающегося просить у него медицинской помощи. Так он поступил бы и со мной, если бы не вмешался Генри. Никто еще не обращался со мной так, как он. Я впервые в жизни вижу такое отвратительное чудовище!
Слезы вдруг ручьем полились из голубых глаз молодой девушки, и она громко заплакала от обиды и гнева.
Жильберт прекрасно знал бесконечную грубость своего патрона, для которого не существовало ни пола, ни возраста, но до сих пор как-то не оценивал характер Эбергарда. Теперь же, видя слезы этого прелестного существа, он почувствовал злобу против человека, доставившего столько горя бедной молодой девушке.
