Виктория Холт - Дочь регента
«Но я не хочу! — тут же мысленно добавляла Шарлотта. — Во-первых, потому что они ненавидят друг друга, а во-вторых, я не хочу брата или сестренку. Я желаю быть единственной, чтобы когда-нибудь я могла стать великой королевой, как королева Елизавета. А впрочем, разве это имеет значение? Я же умру. Но я не хочу умирать!»
Однако люди составляют завещание на всякий случай — вдруг что-нибудь случится. Да-да, именно так. Просто на всякий случай, а то вдруг она умрет, и никто не будет знать, что делать с ее имуществом.
«Последняя воля и завещание Ее Королевского Высочества принцессы Шарлотты...» До чего же важно звучит! Ну, и какие у нее самые дорогие сокровища? Больше всего она, конечно, дорожит собачками и птичками. Милая миссис Гагарина всегда была к ним так добра, они любят ее почти так же горячо, как и свою хозяйку Шарлотту. Поэтому она оставит милой Гаги собачек и птиц. Гаги не нужно будет напоминать, что за ними следует ухаживать. Она будет хорошей хозяйкой.
Шарлотта опечалилась, представив себе, как собачки будут тщетно искать ее повсюду; они усядутся на пороге комнаты, где будет стоять гроб, примутся выть, и никто не сможет их успокоить. Может быть, они даже поведут себя как маленькая собачонка Марии, Королевы-Шотландки: откажутся от пищи и издохнут, несмотря на все попытки Гаги их утешить.
Но это случится только в том случае, если она, Шарлотта, умрет. А завещание еще не означает, что она собралась умереть.
Теперь нужно разобраться с драгоценностями. Люди говорят, что это самое ценное из ее имущества. Это драгоценности, которые принадлежат наследнице трона. Хотя на самом деле драгоценности ей не принадлежат: когда она выйдет замуж и родит детей, то передаст драгоценности своей дочери или жене своего сына. Так что завещать их никому нельзя...
Шарлотта вздохнула. Как приятно было бы дать дорогой Кэмпбелл жемчужное ожерелье, которое оценивается в целое состояние! Но — нет, принцессы не могут забывать о своем долге.
Итак, украшения перейдут к принцу и принцессе Уэльским. Правда, не все, а только очень дорогие, принадлежащие государству. Теми же, что подешевле, она может распорядиться, поэтому кое-что получит миссис Кэмпбелл, а кое-что — леди Клиффорд. Они будут в восторге. Все свои книги она отдаст доктору Нотту.
«Завещаю их вместе с моими бумагами, — написала Шарлотта. — Некоторые из них ему придется сжечь».
Доктор Нотт был ей гораздо милее епископа, поэтому она выразила пожелание, чтобы король позаботился о докторе Нотте и тоже сделал его епископом. Пусть Фишка не задирает нос, она оставит ему только свою Библию и молитвенник: епископ ведь такой праведный, он наверняка сочтет, что это самый щедрый дар, который только можно себе представить.
Теперь следует подумать о дражайшей Луизе. Шарлотта надеялась, что король вознаградит ее и миссис Гагарину за их труды, подарит каждой по дому и даст в придачу слуг.
Ну, а миссис Адней... Шарлотта расхохоталась.
«Миссис Адней, — написала она, — я не оставляю ничего. На то есть свои основания».
Но все, что она ни делала, вызывала целую бурю. Кто поверит, что может возникнуть столько неприятностей из-за одного-единственного завещания?
Шарлотта забыла его убрать, и «кто-то» прочитал завещание. Прочитал — и донес леди Клиффорд.
«Могу поспорить, что это была миссис Адней», — решила Шарлотта и усмехнулась, представив себе, как миссис Адней читает строчки, где написано про нее.
— Разумеется, — убеждала миссис Адней леди Клиффорд, — вы понимаете, как все это было? Завещание продиктовала миссис Кэмпбелл. Разделить с вами драгоценности! Неужели вы полагаете, что Шарлотта могла сама до этого додуматься?
— Меня бы это не удивило.
— Кэмпбелл всегда меня ненавидела. И доктор Нотт тоже! Он опасный человек. Пора кому-нибудь поговорить о нем с епископом.
У миссис Кэмпбелл были покрасневшие глаза, и Шарлотта поинтересовалась, в чем дело.
— Меня обвиняют в том, что это я продиктовала вам текст завещания. И так клевещут — просто кошмар! Мой организм этого не вынесет.
— Какие дурные люди! — возмутилась Шарлотта. — Я сейчас же пойду к Клиффи и заявлю, что способна сама составить завещание, без подсказок.
— Бесполезно, — вздохнула миссис Кэмпбелл. — Я еле живая. Право же, мне, наверное, следует отказаться от поста вашей камеристки.
— Нет-нет, дорогая Кэмби! Я этого не допущу.
— Ах, милая принцесса! Если бы все были так же добры, как вы, моя сладенькая...
— Сладенькая? — вскричала Шарлотта. — Мне не нравится это слово! Вы что, собираетесь меня съесть? Сладенькая... По-моему, называть так человека очень глупо.
— Ну, хорошо. Моя дорогая, добрая принцесса.
— Добрая? Добрая? А что тут такого доброго?
Миссис Кэмпбелл вздохнула. Ее Высочество принцесса была сегодня сварлива — вне всякого сомнения, из-за мышиной возни вокруг завещания, виновницей которой она считала себя.
Миссис Кэмпбелл склонялась к тому, чтобы сложить с себя обязанности придворной дамы. Она мечтала о спокойной, тихой жизни, о возможности заняться укреплением своего пошатнувшегося здоровья.
***Доктор Нотт не знал, как ему поступить. Положение создалось весьма щекотливое. Принцесса Шарлотта изъявила желание сделать его епископом и высказалась на сей счет вполне определенно. У всех, естественно, возник вопрос: сама она до этого додумалась или ее надоумили? А если надоумили, то, наверное, сделал это сам доктор Нотт, кто же еще?
Доктор Нотт сидел на уроке латинского языка, не поднимая глаз. Шарлотта не слушала его объяснений: она думала о бедняжке Кэмпбелл, которую так несправедливо обвинили. Похоже, она действительно собирается подать прошение об отставке, чтобы ей можно было поболеть в свое удовольствие.
— Ваше Высочество сегодня невнимательны.
Шарлотта вздохнула.
— О да, дорогой доктор. У меня голова лопается от мыслей.
— Ваше Высочество были очень добры, что попросили в завещании сделать меня епископом.
— Ну, вот опять... «Добрая», «добрая»... И Кэмпбелл туда же, — разозлилась Шарлотта. — А что тут такого доброго? Ровным счетом ничего. Я просто поступила по справедливости. Вы заслуживаете сана епископа, и я надеюсь, король выполнит мою просьбу.
Доктор Нотт кротко улыбнулся и заметил, что если он сможет получить сан епископа только после смерти принцессы, то это весьма прискорбно, ибо он надеется, что принцесса переживет его на много лет — да-да, скорее всего так и будет! — а он все эти годы будет счастлив служить ей, до тех пор, пока у нее не отпадет надобность в его услугах.
