Айрис Джоансен - Терпкий вкус страсти
– Потому что ты можешь понадобиться мне. А может быть, потому, что это мой каприз.
Она покачала головой:
– Вы не похожи на того, кто действует под влиянием минутного порыва. Не думаю, что вы вообще что-либо делаете, не обдумав и не взвесив все, как следует.
– Ты так легко разобралась в моем характере? – мягко спросил Лион. – С твоей стороны было бы умнее скрывать свои способности.
– Я должна понять вас. – Она повернулась и взглянула на него. Безнадежность звучала в ее голосе. – Я пытаюсь разобраться, кто вы есть и что хотите получить от меня. И тогда я смогу найти способ… – Она помолчала. – Вы рассердились за то, что я обокрала вас? И купили меня для того, чтобы пытать, когда захочется?
Его губы изогнулись в снисходительной усмешке:
– Я не очень люблю пытать детей.
– Я не ребенок. Мне уже шестнадцать лет.
Искорка смеха сверкнула в его глазах:
– В таком случае я, может быть, переменю свои намерения, и мне придется порыться в своих кладовых, чтобы найти подходящие щипцы для пыток, когда мы приедем в Мандару.
– Мы покинем Флоренцию… – Она нахмурилась. – Это совершенно все меняет.
– Примите мои глубочайшие извинения. Будьте добры и далее сообщать мне, когда мои планы не устраивают вас. – Саркастическое выражение его лица быстро сменилось жестким и требовательным. – Мы уедем из Флоренции завтра утром. И я советую тебе не выказывать своего неповиновения, свидетелем которого я был сегодня в доме твоего прежнего владельца.
– Вы не Джованни, – ее голос и взгляд оставались отстраненными. – Но я должна понять, чего вы хотите от меня.
– Это очень просто. Мне нужен раб, который будет подчиняться мне и выполнять все требования, не задавая вопросов. Для чего еще я могу купить тебя?
– Я не стану убивать по вашему приказанию.
Он вскинул брови:
– Если это единственная оговорка, то я смогу выполнить ее.
Она немного расслабилась и после короткой паузы произнесла:
– Я хочу заключить с вами сделку.
– Во Флоренции масса людей мечтали бы заключить со мной сделку, – сухо ответил он. – Теперь я вижу, почему этот город считается столицей торговли. Но мне кажется, ты опять забываешь, кто из нас диктует условия. Я уже заплатил пятьдесят дукатов за то, что теперь, без всяких сомнений, принадлежит мне.
– И вам бы не хотелось потерять эти деньги, не так ли? – Она в волнении облизала пересохшие губы. – Если вы дадите мне семьдесят пять дукатов, обещаю, что не убегу от вас и вы получите то, что искали. Я буду выполнять все, что вы прикажете, о чем бы вы ни попросили.
Лион замедлил шаг:
– Ты угрожаешь? Да знаешь ли ты, какому наказанию подвергаются убежавшие рабы?
– Да, – ответила она внешне безразличным тоном, в то время как сердце ее отчаянно билось. – Но я все равно сделаю это, потому что не могу бросить Элизабет и других детей без моей помощи.
Он посмотрел на нее таким долгим взглядом, что она почувствовала, как на лбу выступил пот. Видит бог, она рисковала сейчас всем, но это был ее единственный шанс! Еще там, на площади, едва увидев его, она поняла, как опасен этот человек.
– Что ты собираешься делать с деньгами? – спросил он.
– Десять дукатов для Бартоломео, чтобы он мог пойти учеником к мессеру Арколо в его печатную лавку. Арколо честный и справедливый, и у него нет сына, который мог бы продолжить его дело. Он даст Бартоломео возможность стать не просто учеником, когда поймет, какой это прекрасный работник. Пятьдесят дукатов для Элизабет. Алессандро Бенедетто, сын булочника, охотно взял бы ее в жены, но его отец не даст разрешения до тех пор, пока она не принесет приданое.
– А ей нравится этот мальчик?
Санчия кивнула:
– Элизабет по натуре очень мягкая и нежная. Пока их с Алессандро связывает лишь взаимная симпатия, но со временем она полюбит его еще больше. В конце концов, таким образом она спасется от Джованни и Каприно.
Взгляд Лиона стал внимательнее:
– Каприно?
– Да, он давно уже хочет забрать ее в один из своих борделей. До сих пор я соглашалась выполнять все его приказания, лишь бы он оставил в покое Элизабет. А теперь…
– Понимаю, – губы Лиона сжались. – Этот Каприно – настоящий шакал.
– Вы знаете его?
– Начинаю узнавать лучше с каждой минутой.
– Он не должен заполучить Элизабет. Она не проживет в его борделе больше года. – Санчия замолчала, пытаясь справиться с волнением, затем продолжала:
– Пятнадцать дукатов для Пьеро. Элизабет позаботится о нем, но я не могу просить семью Алессандро взять его, не заплатив ничего и никак не возместив убытки.
– Значит, еще и приданое для Пьеро, – пробормотал Лион. – Я начинаю чувствовать себя чем-то вроде свахи.
– Это не деньги для богатого человека, – настойчиво продолжала она. – Зато все они будут в безопасности.
– И у тебя не будет необходимости сбегать?
Она серьезно кивнула:
– Я уже говорила вам, что умею держать свои обещания. Я сделаю все, что вы захотите, если только вы поможете им.
Он пристально вглядывался в ее лицо:
– Полное повиновение без всяких оговорок?
Она кивнула.
– Абсолютная преданность все то время, что ты будешь принадлежать мне?
– Да.
Мрачная улыбка тронула губы Лиона:
– Семьдесят пять дукатов – вот нынешняя цена души на рынке.
Он помолчал несколько секунд, видимо, принимая какое-то решение, потом перевел взгляд на площадь.
– Ты получишь свои семьдесят пять дукатов.
От неожиданности у Санчии все поплыло перед глазами:
– Сию минуту?
– А почему бы и нет? – Он кивнул стройному элегантному мужчине, сидевшему за столом в тени аркады. – Уверен, что мой друг Лоренцо будет рад пойти с тобой и пристроить твой выводок на новые места. У него такая мягкая натура.
Глаза Санчии широко распахнулись:
– Вы насмехаетесь надо мною!
Она сразу поняла, что в человеке, сидевшем за столом над открытой книгой, не было и намека на мягкость. Темные каштановые волосы с сединой на висках, слишком длинный нос и очень смуглая кожа. Резкие черты лица и глубоко запавшие глаза вызвали у нее смутное воспоминание о фра Савонароле Савонарола Джироламо (1452-1498) – настоятель монастыря доминиканцев во Флоренции. Выступал против тирании Медичи, обличал папство, призывая церковь к аскетизму. В 1497 г. отлучен от церкви, в 1498 г. казнен.>, которого сожгли на пьяцца дель Синьориа, когда она была еще ребенком.
Мужчина неожиданно поднял голову и посмотрел в их сторону. Санчия напряглась. Серые глаза мужчины не горели фанатичным огнем, как у того монаха, но в них светилось не больше человеческого чувства, чем в звездах на ночном небе. Он захлопнул книгу и, когда они приблизились, холодным оценивающим взглядом посмотрел на Санчию:
