Мари Кордоньер - Опасная леди
– Ты несчастлива…
Это был уже не вопрос, а спокойная констатация факта. Но у Леоноры было время привыкнуть к этому состоянию. Чего бы Феннимор ни хотел добиться этим провокационным заявлением, она не даст сбить себя с толку.
– Что заставляет тебя так думать? – пробормотала она подчеркнуто ироничным тоном.
– Ты знаешь о том, что я хочу стать художником? – признался он ей неожиданно.
– Я думала, ты хочешь поступить в Оксфорд, – удивилась Леонора, которая была рада, что разговор, по ее мнению, принял безобидный оборот.
– Да, чтобы изучать искусство. Еще охотнее я бы поехал в Париж или Рим… Мечты! До сих пор финансовое состояние нашего благородного семейства не позволяло мне поступить в Оксфорд. Кто знает, как долго еще я буду делать свои дилетантские эскизы, и некому будет сказать мне, как следует браться за дело по-настоящему.
Феннимор протянул ей альбом для эскизов, который Леонора просмотрела с нарастающим интересом. Если бы кто-то заявил, что рисунки с изъяном, то с тем же успехом она могла считаться королевой красоты. Рисунки сангиной и акварели, на которых были изображены виды замка и его окрестностей, произвели на нее сильное впечатление. Виконт Февершем не только имел способности – точная линия его рисунка, выполненного тонкими штрихами, выражала самую суть человека, места или предмета.
Леонора непроизвольно застыла перед наброском углем, изображавшим Герве Кройда таким, каким она никогда его не видела – с растрепанными от ветра волосами, смеющегося и полного жизни. Ее сердце забилось неровно. Неужели она настолько плохо владела собой, что даже рисунок выводил ее из равновесия?
– Такой он был прошлым летом, еще до смерти отца, – пояснил виконт, как бы не замечая, что ее руки, державшие альбом, дрожали. – Гер не тот брюзга, с которым ты познакомилась. На него свалилось много забот с тех пор, как ему стало ясно, что казавшееся таким фантастическим состояние состоит лишь из горы долгов. Моя мать не может ничем особенно помочь в этой неприятной ситуации.
Леонора смущенно рассмеялась. Она понимала, что это звучало неестественно, но ничего не могла с собой поделать.
– Как должно быть приятно твоему брату, что путем женитьбы ему так быстро удалось избавиться от этих долгов…
– Ты сердишься на него и вполне права, – кивнул Феннимор. – Он дурак, потому что не видит, что за жена ему досталась.
– Тогда он действительно слепой, – саркастически заметила Леонора. – Трудно меня не заметить, в конце концов, я достаточно толста.
Феннимор проигнорировал негативный оттенок этого высказывания.
– Он слеп! Иначе он бы давно уже заметил многое, что можно увидеть в тебе, только внимательно присмотревшись, – серьезно констатировал он.
– А что конкретно?
– Твое мужество, твой смех, который слишком редко появляется у тебя в глазах, твою теплоту, твою энергию. Твою манеру раскачиваться на цыпочках, прежде чем приняться за какую-то особенно неприятную работу. Тысячу разных оттенков твоих глаз. Знаешь ли ты, что твои губы всегда выдают тебя, когда ты сердишься? Я хотел бы однажды увидеть тебя с распущенными волосами…
Леонора ошеломленно хватала ртом воздух.
– Ты уверен, что с твоей головой все в порядке, Феннимор Кройд?
– Абсолютно! Ты имеешь в виду, что я не пугаюсь, как Гер, твоих ужасающих платьев? И утверждаю, что твоя внешность в меньшей степени, чем твоя прическа и твои совершенно неподходящие для тебя старушечьи платья, настоящий конец света? Мне бы очень хотелось нарисовать твой портрет с распущенными локонами…
– Господи ты Боже мой. – Леонора не знала, смеяться ей или возмущаться. – Прекрати насмехаться надо мной! Если ты ищешь привлекательную модель, почему бы тебе не нарисовать свою красавицу мать. Среди твоих набросков нет ни одного ее портрета!
– Возможность обожать леди Аманду я предоставляю моему сводному брату. – Феннимор пожал плечами. – Может быть, однажды, в обозримом будущем, он поймет, что позади ее ослепительного «фасада» скрывается любовь лишь к одной совершенной особе – к себе самой. Она холодна, как морская пена во время декабрьского шторма!
– Феннимор, она же твоя мать!
Леонора, которая в течение всей своей жизни страдала от безнадежной тоски по матери, была крайне смущена откровенным недоброжелательством, сквозившим в словах молодого человека.
– Если бы она когда-либо вела себя как таковая, я был бы более готов относиться к ней с подобающим уважением и симпатией, – возразил он слишком спокойно, что контрастировало с выражением лица обиженного семнадцатилетнего юноши. – Но давай покончим с этой неприятной темой. Только теряем время. Итак, можно мне тебя нарисовать? Ты распустишь свои прекрасные волосы?
– Либо ты нарисуешь меня такой, какая я есть, либо оставь эту затею, – отвечала Леонора более нелюбезно, чем она, собственно, хотела.
Она спрашивала себя, как ей расценить его слова, и была благодарна, что он промолчал и быстро взялся за работу. Только легкий скрип угольного карандаша по бумаге нарушал сонную тишину августовского дня, клонившегося к вечеру. Было душно, даже щебета птиц не было слышно. В воздухе ощущалось приближение грозы, и Леонора расстегнула жесткий воротник как всегда черного закрытого платья.
Погруженная в свои мысли, она смотрела через каменную балюстраду на зеленые, куполообразные кроны старых дубов, под которыми расстилался парк имения Уинтэш. За ним начинались уже убранные поля, большая часть которых образовывала узоры из коричневых, окруженных кустарником, неправильной формы прямоугольников и квадратов. Дальше виднелась вересковая пустошь, простиравшаяся до расплывчатой серебристо-голубой линии горизонта. Где-то там за горизонтом были крутые скалы, пляж и море.
Ее, привыкшую к лондонской тесноте, к ущельям домов, шуму и многолюдью, пугала и одновременно восхищала открывавшаяся перед ее глазами бесконечная даль.
Уинтэш был как остров, горделиво возвышавшийся над этой безлюдной картиной. С господским домом, хозяйственными постройками, конюшнями, складскими помещениями и слегка запущенным парком, он образовывал свой собственный мир, единое целое, куда она вторглась по приказанию отца.
– Один пенни за твои мысли, – сказал Фенн, чем вызвал у нее слабую улыбку.
– Прозаичные, как и подобает купеческой дочери, – деловито ответила Леонора. – Я все время спрашиваю себя, как человеку могла прийти в голову идея построить замок в такой глуши!
– Ты забываешь о деревне Уинтэш, о рыбацких поселках, арендуемых хуторах и поселке Святой Агнессы, который находится не более чем в часе езды отсюда в экипаже.
