Барбара Мецгер - Дуэль
Говорить о Спартаке и Веронике не хотелось, и поэтому Афина описывала брату великолепие Мэддокс-Хауса, который видела только мельком. Гостевые комнаты, отведенные Ренслоу, были почти такими же просторными, как весь этаж, где находились спальни в доме их дяди, и все они были со вкусом убраны в мягких синих и зеленых тонах.
Трой застонал. Конечно. Какому мальчику интересно убранство дома? Поэтому Афина стала рассказывать ему истории об их матери, которые она тайком собирала из разговоров слуг, когда они с Троем были детьми. Их единокровный брат, Спартак, невзлюбил легкомысленную молодую мачеху, обвиняя ее в смерти его отца от сердечного приступа, и не желал, чтобы ее имя произносилось в их доме. Ему и дела не было, что его осиротевшая безутешная сестренка лелеяла каждое воспоминание о своей дорогой маме.
Позже эти рассказы часто повторялись у них в детской, чтобы утешать бедного болезненного брата-сиротку. Афина снова рассказывала о красивой женщине, которую Трой никогда не знал.
– Она так хотела тебя, – сказала Афина брату, который то впадал в беспамятство, то приходил в себя. – Хотя врачи и предупреждали ее, что это опасно – она ведь уже потеряла двоих младенцев. Ей хотелось осчастливить отца. Они были очень похожи со Спартаком. – Покойный виконт Ренсдейл последовал за своей второй женой в могилу через два года, за которые он ни разу не взглянул на своего сына-младенца. – Мама была красивой. У нее были глаза такого же цвета, как у нас с тобой.
Трой что-то пробормотал. Афина наклонилась к нему, чтобы лучше слышать.
– Я могу… я их вижу.
– Нет, нет! Ты видишь мои глаза, Трой, мои, а не мамины. Она на небесах. А ты должен оставаться здесь, со мной. И с Ромой. Ты нам нужен, мой дорогой! Ты не можешь уйти к маме. Если ты придешь к ней теперь, она будет несчастна. И потом, наш отец должен быть там. Я в этом не уверена, но ты ведь не хочешь встретиться с ним? Поверь, дорогой, отец будет недоволен, что ты не закончил учебу, не сделал карьеру, не обеспечил наследников нашему роду, поскольку Спартаку это не удалось сделать.
– Больно.
– Я знаю. Но ты ведь сильный.
Трой попытался улыбнуться, и сердце у Афины едва не разорвалось.
– Не… сильный, – прошептал он.
Она приподняла ему голову и поднесла к его губам стакан с водой.
– Ты будешь сильным. Я знаю. Как далеко ты сегодня ездил кататься.
– Не как Марден.
– Да. Он просто увалень, – солгала Афина ради брата. – Зачем тебе быть таким же крупным, как он? Ты будешь то и дело стукаться головой о притолоку в кухне. И никогда не сможешь побывать на корабле у дяди Барнаби. Ты же знаешь, какие низкие потолки бывают на кораблях. И… и у нас нет настолько сильной лошади, чтобы выдержать вес крупного седока.
– Марден должен. Ставит все на карту… такой ездок. Неистовый Марден.
– Нет, он не очень рассердился, когда Рома покусала его сапоги.
– Это у него такое прозвище, глупышка. – Трой начал сдвигать брови, почувствовав, как боль охватывает его. – Вот… я поехал посмотреть.
Поскольку она все равно наговорила брату множество всякой лжи, почему бы не добавить еще одну, решила Афина.
– Граф предложил нам пользоваться его конюшней. – Граф подразумевал, что она может посылать верховых посыльных, насколько она поняла, но Трою об этом незачем знать. – Уверена, он будет рад, если ты поможешь тренировать его лошадок, когда поправишься. Возможно, он даже возьмет тебя в «Таттерсоллз» с собой.
Трой снова лег, на лице его играла улыбка. Афина опять запела.
Довольно. Йен не сиделка, он понятия не имеет, что делать в комнате больного. Он ни разу в жизни ничем не болел, а когда его сестра подхватила оспу, был в школе. Его отец сломал себе шею на скачках, так что ему и здесь не пришлось сидеть у ложа больного. Но все-таки нужно пойти предложить свою помощь. Он не может отправиться спать в своей удобной кровати и не думать о том, что неподалеку от него мальчик борется за жизнь. Нужно проверить хотя бы, как его опытная прислуга справляется со своими дополнительными обязанностями. Возможно, стоит предложить нанять еще сиделок, пообещать наградные. Гром и молния, он готов носить уголь и горячую воду, все, что угодно, лишь бы почувствовать себя полезным в сложившейся ситуации. Йен поднялся наверх.
Черт побери, это, наверное, скулит собака, просит, чтобы ее выпустили. Нет, кажется, кто-то поет – если только это можно назвать пением.
Дверь в гостевую комнату была приоткрыта, поэтому Йен вошел на цыпочках – что было нетрудно, поскольку он так и остался босым. При свете огня в камине и единственной свечи он увидел девушку, сидевшую в кресле у кровати больного, напевавшую какой-то унылый гимн. Как будто бедному мальчику и без того не достаточно всяких передряг.
О его сестре Йен забыл или думал, что она уже спит. О собаке не забыл, приготовился к встрече с ней, прихватив с собой кусок курицы с тарелки, которую дворецкий принес ему в библиотеку. Но дворняга спала и, естественно, не услышала, как он вошел. Повезло глухой собачке, подумал Йен, она не слышит фальшивого пения девушки. Горничная спала в уголке, тихонько похрапывая. В комнате было жарко, уголь в камине громоздился горкой. Эффи, то есть мисс Ренслоу, то и дело отбрасывала с лица белокурые пряди, выбившиеся из длинной косы. Хорошо, что кто-то привел в порядок ее непослушную гриву, заметил Йен, и даже нашел ленточку. Щеки у нее горели, но он не понял, было ли это вызвано жаром камина или тем, что бедняжка весь день проплакала.
На мисс Ренслоу было надето то же старое платье неопределенного цвета, что и утром. Интересно, подумал Йен, удалось ли ей отдохнуть, предложили ли ей принять ванну, поесть, выпить капельку бренди. Впрочем, молодым девушкам не предлагают крепкие напитки для подкрепления сил. И конечно, его прислуга предложила этой барышне все необходимое. В противном случае он велит выбросить всех их на улицу. Она, наверное, просто боится остаться здесь в одиночестве и предпочла быть рядом с ложем брата, а не спать в незнакомой кровати.
Он подошел к ней и тихо проговорил:
– Теперь вы можете, дорогая, лечь спать. Я велю горничной спать в вашей комнате, вы не будете там одна.
Афина вскочила с кресла и быстро присела в реверансе, густо покраснев. При этом ее коса, уложенная короной на голове, упала, и девушка снова выглядела неприбранной. Поскольку уже было поздно что-то с этим делать, она просто указала рукой на горничную в углу, которая пошевелилась, услышав разговор:
– Я не одна. Софи встает, если я позову ее, и приносит все, что нужно.
– Тем не менее, я останусь присматривать за вашим братом и велю прислать другую горничную взамен этой, спящей. Вам тоже нужно поспать.
