Эмилия Остен - Жена шута
Она часто думала о свадебной ночи, когда Ренар сказал ей, что поговорит с нею снова, если долг скажет ей прийти к нему по доброй воле. Но ничего не случилось с тех пор, кроме медленного узнавания. И хотя о Ноэле Колетт вспоминала все реже и с меньшей тоскою, влюбиться в собственного мужа она тоже не могла. Наверное, потому, что он не собирался подпускать ее близко.
И о какой любви вообще может идти речь? Все это наивные фантазии.
Колетт пробыла в своей гостиной за чтением около получаса, пока не заглянула служанка.
– Госпожа, его светлость ждет вас внизу и просит спускаться.
– Спасибо, Мари. – Колетт закрыла книгу, которую сейчас читала, – «Роман о Розе»[10], где первая возвышенная часть ничуть не уступала второй, временами скандальной. Прошли те времена, когда женщина может выйти в свет, оголив плечи и грудь. Сейчас о таком даже помыслить сложно, а раньше поэты не стеснялись превозносить красоту тела. О чем думал Ренар, присоветовавший жене эту книгу, неизвестно. Вполне возможно, что и ни о чем; но скандалы в его насмешническом духе.
Колетт хотела поговорить с ним об этом по дороге на прогулку и спускалась по широкой лестнице в прихожую, пребывая в некотором нетерпении. Она заранее представляла себе, как станет рассуждать о вольностях, допущенных в тексте, а Ренар возразит ей, что времена меняются и, возможно, скоро люди станут ходить полностью обнаженными – кто знает! Колетт нравились такие беседы, ей казалось, что иногда под обличьем скучающего аристократа графа де Грамона проглядывает другой человек – не менее язвительный, но сильный и неглупый. Ей хотелось тешить себя этой иллюзией, чтобы позволить долгу наконец перестать быть просто долгом и стать хотя бы легкой влюбленностью. Колетт испытывала симпатию к мужу, и все же втайне мечтала о любви.
Однако ее планы касательно литературной беседы были разрушены в самом начале. Ренар поджидал ее, только не один: рядом с ним стоял Кассиан де Аллат.
Глава 6
Барон Кассиан де Аллат был лучшим другом графа де Грамона, хотя что связывает этих двоих, кроме любви к праздному времяпрепровождению, Колетт так и не смогла понять. Как не смогла и окончательно определиться со своим собственным отношением к низкорослому барону, чьи тускло-рыжие волосы и серо-зеленые глаза служили предметом воздыханий множества незамужних дам. Рядом с худым высоким Ренаром улыбчивый, юркий Кассиан смотрелся как десерт, внезапно поставленный на стол вместе с фаршированной щукой. Барон щедро дарил смех и поклоны, много играл в карты и очень много пил; Колетт почти всегда видела его навеселе. Вот и сейчас Кассиан, завидев ее, шагнул вперед и провозгласил излишне радостным голосом:
– Мадам, как вы прекрасны!
– Ты украл мою реплику, – попенял ему Ренар. – Не стой между мужем и женой – знаешь такую заповедь?
– Библия неимоверно скучна, а большинство заповедей ты сам выдумываешь, друг мой! – парировал Кассиан с улыбкой.
– Пусть так. Но что я теперь должен сказать супруге? – продолжал насмешничать Ренар, обращаясь к Кассиану, однако глядя на остановившуюся Колетт. – Я все утро думал, как поприветствую ее, а ты все уничтожил одним махом, растяпа! Может быть, вот это… – Граф шагнул к жене, оказавшись рядом с нею и вровень – ведь она стояла на нижней ступеньке лестницы. – Мадам, ангелы замерли в восхищении, увидев вас, и отложили свои арфы, ибо наслаждаются чем-то более прекрасным, чем их музыка.
– Их молчание озарит и вашу жизнь, мой дорогой супруг. – Развеселившаяся Колетт протянула ладонь и коснулась вышивки на костюме мужа. Золотые нити свивались в причудливые цветы и листья, и поблескивали, словно капли росы, драгоценные камни.
– Скромность и смирение – вот мой девиз, – согласился граф и подал супруге руку. – Идемте, карета ждет.
Иногда Колетт казалось, что муж лишь использует болезнь как предлог, дабы побыть в одиночестве и тишине; однако сегодня Ренару не имело смысла притворяться. Он был бледен, шагал медленно, под глазами его залегли темные круги дивного зеленоватого оттенка, прекрасно сочетавшиеся с цветом прогулочного наряда, однако никак не прибавлявшие здорового вида. Пока супружеская пара шла к карете, а позади хозяев дома, словно телега за лошадью, тащился барон де Аллат, Колетт спросила негромко:
– Возможно, нам стоит остаться дома?
– Вас смущает мой покойницкий вид, мадам?
– Немного, – созналась Колетт. – Если бы вы послушали меня и позволили мне…
– Ах, бросьте. – Граф не дал ей договорить. – Нездоровье – не повод оставаться дома. Я и так скучаю. Принц нас ждет. Ваше беспокойство приятно, моя дорогая, однако безосновательно.
Она не стала с ним спорить – знала уже по опыту, что это бесполезно. Граф де Грамон всегда делал только то, что хотел. Если бы он не пожелал покидать замок, то и шагу за порог своей спальни не сделал бы.
К величайшему сожалению Колетт, обсуждение «Романа о Розе» не состоялось, ибо барон де Аллат сразу принялся разглагольствовать о разных вещах, о которых имел весьма слабое понятие, а потому рассуждения его носили поверхностный и, признаться, скучный характер. Даже Ренар, обычно снисходительно относившийся к разглагольствованиям друга, морщился и наконец прервал пространную речь:
– Что толку рассуждать о политике, мой дорогой друг, коль скоро нас с вами она почти не касается? Ни ты, ни я, ни моя дорогая супруга не можем повлиять на то, что творится в мире, а значит, и слова на ветер бросать незачем!
– Но вы ведь друзья принца, – осмелилась высказаться Колетт. – Разве это ни на что не влияет?
Ренар обратил на нее взгляд прищуренных голубых глаз.
– То, что мы с принцем на пирушках сидим рядом, еще не означает, что влияем на судьбы мира, дорогая моя! Я могу сколько угодно одобрять его или нет, или вовсе оставаться равнодушным к тому, что он делает, или высмеивать это, что делаю чаще всего, а он прощает мне великодушно… Ах, впрочем, пустое, – прервал он сам себя. – Дивная погода, не правда ли? Давайте не станем говорить более о государственных мужах, мы их скоро увидим, так зачем воздух сотрясать? Такой свежий воздух!
Колетт подозревала, что сейчас Ренар слукавил: воздух свежим называть было нельзя никак.
Стояла почти уже летняя жара, изредка перемежаемая короткими шумливыми дождиками, которые не приносили прохлады, но давали иллюзию изобилия. Благодаря им не высохнут поля, а значит, будет урожай – так сказал Колетт управляющий поместьем Грамон. Она еще только училась понимать здешнюю погоду, более засушливую, чем у влажного морского побережья, и не слишком предсказуемую из-за близости гор.
