Джоанна Линдсей - Будь моей

Вот и сейчас он не двинулся с места, чтобы позвать Александру, и Анна вздохнула, не в силах побороть раздражение.

— Пусть она, по крайней мере, переоденется, или ты хочешь, чтобы она предстала перед женихом в штанах для верховой езды.

Она была права, а он даже не подумал об этом.

Александре понадобится в лучшем случае час, чтобы избавиться от запаха конюшни и привести себя в приличный вид, а неизвестно еще, сколько продлится их спор. Не раз он прикидывал в уме вероятность того, что спора вообще не будет. Но барон слишком хорошо знал свою дочь.

Он тотчас вышел из столовой, где они с Анной сидели за поздним завтраком, и послал в конюшню за Алин, а сам удалился в свой кабинет.

Анна заглянула в дверь и, несмотря на их размолвку за завтраком, одарила его нежной улыбкой:

— Удачи, дорогой.

Напряжение барона слегка ослабло. Все-таки, если взглянуть на вещи с другой стороны, он очень удачливый человек. У него есть трое здоровых детей, целый выводок внуков и Анна.

— Теперь, когда мы останемся в доме одни, ты выйдешь за меня?

Ее улыбка стала немного шире:

— Нет.

Анна удалилась в другую часть дома, а Константин хмыкнул. В скором времени ей придется удивить его, дав долгожданный ответ, до тех пор вовсе не обременительно оставаться любовником.

Через несколько минут в кабинет вошла Александра, как всегда, веселая и энергичная.

" — Это ведь не надолго? Мне надо выезжать Князя Мишу. — Алин имела в виду одного из своих собственных жеребцов, одного из своих «деток», как она называла всех отпрысков своего личного табуна.

— Лучше поручи это кому-нибудь из Разиных. Она подняла красиво изогнутую бровь:

— Наш разговор грозит затянуться?

— Вполне возможно.

Она сняла шапку, сунула ее в карман плаща и со вздохом плюхнулась на стул.

— Ладно. Что я на этот раз натворила?

— Ты могла бы показать мне, что знаешь, как усаживаются дамы, а не…

— — Скверно, что ты прибегаешь к уверткам. Поймав ее притворно-удивленный взгляд, Константин нахмурился. Когда Александра занималась тем, что ей не нравилось, она считала своим долгом дать понять, что люди впустую тратят ее драгоценное время. «Что ж, — решил Константин, — возьмем быка за рога».

— Ты не сделала ничего зазорного, Александра, а предстоит тебе вот что; ты выйдешь замуж и притом в самое ближайшее время, в ближайшие дни. Твой жених будет здесь меньше, чем через два часа, и я был бы рад, если бы ты выглядела наилучшим образом.

— На этом, папа, можно поставить точку. Что бы ты ни обещал этому человеку, дай ему обещанное и отправь туда, откуда он явился: с тех пор, как мы в последний раз обсуждали этот вопрос, я не изменила своего решения.

Она не повысила голоса и говорила без малейшего раздражения. Конечно, до нее еще не полностью дошел смысл его слов.

Барон не имел обыкновения лгать своей дочери, и то, что он собирался сделать это сейчас, вызвало у него легкий румянец, который Александра ошибочно приняла за обычный признак надвигающейся бури.

— Это не имеет ничего общего с нашим последним разговором, — сказал он. — Речь идет о помолвке, которую мы с Сергеем Петровским подписали незадолго до его смерти пятнадцать лет назад. В нашем договоре говорится, что ты обещаешь выйти замуж за сына Сергея, графа Василия Петровского.

Она вскочила со стула и подалась вперед, нагнувшись над столом. Не было никакого сомнения, что румянец на ее щеках был вызван исключительно гневом.

— — Это ложь!

Его нерешительное движение разъярило ее еще больше.

— Ты! Знаешь, кто ты? Оказывается, я помолвлена чуть ли не с рождения, и до сегодняшнего дня ты даже ни разу не удосужился сообщись мне об этом. Это же против всякой логики. Что же ты не заткнул мне рот этой помолвкой, когда я сообщила тебе о Кристофере? Как же ты разрешил мне ждать его целых семь лет, если я обещана другому? А Как насчет тех мужчин, которыми ты надеялся меня заинтересовать?

— Если ты на минутку успокоишься, я смогу тебе все объяснить.

Она не успокоилась, но замолчала, что было нелегко, учитывая ее вспыльчивый характер. Впрочем, у Константина было достаточно времени, чтобы придумать правдоподобное объяснение своего так называемого «молчания» в течение всех этих лет.

— Не могу отрицать, что мне хотелось видеть тебя женой сына своего лучшего друга, так же, как и Сергей хотел этого. Ты знаешь, он был самым близким моим другом. Но ты была тогда такой молодой, такой послушной. Как я мог предположить, что ты превратишься в своевольную, напористую и упрямую спорщицу…

— У меня есть вопрос, папа, — почти прорычала Алин.

И он, фыркнув, пояснил:

— После твоего первого выезда в свет я понял, что ты слишком упряма, чтобы принять избранного для тебя мужа. Поэтому, думая больше о твоем счастье, чем о своей чести, я решил дать тебе время выбрать кого-нибудь самостоятельно и надеялся, что граф Петровский окажется не таким уж щепетильным и женится на ком-нибудь другом, и таким образом помолвка будет расторгнута.

— А если бы я вышла замуж? Барон был хорошо подготовлен, чтобы ответить на, этот вопрос.

— Прежде всего тебе следует знать, что молодой Василий никогда не писал мне, поэтому я решил, что Сергей не успел или не счел нужным сообщить своей семье о помолвке. Конечно, надежда была очень слабая, но все же я готов был на это рассчитывать, особенно, когда ты проявила такой интерес н этому англичанину.

— На что рассчитывать? Ты же презирал Кристофера!

— Но если бы он сделал тебя счастливой…

— Ладно, неважно, — нетерпеливо вставила она. — Если семья твоего друга так и не знала…

— Я этого не говорил, — перебил он, — просто была такая вероятность. Однако в любом случае, если бы ты приняла чье-нибудь предложение, мне пришлось бы написать графу Петровскому и сообщить ему об этом, и я был вполне готов просить его отказаться от своих прав.

Когда Константин мысленно репетировал свою речь, он решил, что слово «просить» выбрано блестяще, потому что должно показать дочери, что он целиком на ее стороне, пока она окончательно не вышла из себя. Но выражение лица Алин ясно говорило о том, что на объяснения отца ей в высшей степени наплевать.

— Итак, когда же ты получил письмо? — спросила Алин.

Этого вопроса он боялся больше всего и надеялся, что он не придет ей в голову. Теперь ее ярость обрушится на него в полной мере, потому что тут барон уже не мог солгать дочери — не дай Бог, она захочет узнать правду от графа Петровского.

— Я не получал письма.

— Значит, написал ты?

— У меня не было выбора, — сказал он, защищаясь. — Тебе двадцать пять лет, а у тебя все еще нет мужа. Если бы у меня была хоть малейшая надежда…