Синтия Хэррод-Иглз - Флёр
Ричард быстро поправлялся. В конце первой недели он уже мог вставать с кровати и вскоре, пошатываясь, вышел на веранду, чтобы посидеть, морщась от яркого солнца. Флер составила для брата легкую питательную диету, а Милочка все время занимала его, развевая скуку. Она неутомимо, часами читала ему книжки и организовывала для него самые разнообразные игры — карты, кроссворды, загадки, бирюльки, триктрак и, как ни странно, даже шахматы, которые ей не нравились. Но когда однажды Ричард предложил научить ее играть, она не только согласилась, но и начала старательно овладевать этим искусством. Судя по тому, как весело протекали их партии, она никогда не научится как следует играть, — думала Флер, — но теперь она хотя бы умела различать фигуры на доске.
Несмотря на бросающуюся в глаза худобу, трудно было поверить, что Ричард еще совсем недавно находился на крою могилы. Последние дни Людмила брала его с собой на продолжительные прогулки в сопровождении своих неразлучных собачек, чтобы разработать его ноги, которые, по ее словам, позабыли о своем предназначении. Флер опасалась, как бы Ричард не перетрудился, но очевидно, он себя хорошо чувствовал, если носился, как сумасшедший, по поляне с Милочкой и собачками, и Флер доставляло большое удовольствие наблюдать за их забавами.
Обращаясь к Кареву, она сказала:
— Посмотри, детишки, по-моему, сегодня в отличном настроении. Тебе не кажется?
— М-м-м, — донеслось до нее.
По такому звуку было трудно догадаться, что он имел в виду — соглашался ли с ней, или выражал недоумение. Граф неподвижно полулежал в кресле-качалке, только глаза его двигались то туда, то сюда, Когда он следил за резвящейся парой. Он о чем-то мрачно размышлял. Вот уже несколько дней его не покидало дурное настроение, когда он мысленно уносился куда-то далеко-далеко, и это раздражало Флер. Она снова попыталась заговорить с ним.
— Как приятно смотреть на них, им так хорошо вдвоем, не так ли?
— В самом деле? — Наконец Карев повернулся к ней, и Флер пришла в ужас от скорбного выражения его глаз. В них была пустота, настоящий колодец, который она, конечно, не могла ничем наполнить, ей просто это никогда не удалось бы сделать.
Что же причинило ему такую сильную внутреннюю боль? Может быть, она там таилась всегда, просто он ее тщательно скрывал?
— Они — не детишки, — произнес он. — У меня нет детей.
— Нет, я просто… — Почувствовав, как изменился у нее голос, Флер замолчала.
Граф отвернулся, и ей сразу стало легче — теперь не нужно было заглядывать в эту темную бездну.
— Я вот давно наблюдаю за ними, — продолжил он, — и у меня вызывает удивление такая привязанность Людмилы к Ричарду. Кажется, он ей по-настоящему нравится, даже слишком, не находишь?
Флер в ужасе посмотрела на него. Неужели он ревнует жену к Ричарду? Но ведь это такая невинная привязанность. Они с Милочкой были друзьями, как и в Шварцентурме в прошлом году, когда ломали голову над разгадкой картины.
— Не думаю, — осторожно подбирая слова, ответила она. — Мне кажется, Милочка видит в нем только брата. И, вполне естественно, она рада, что он наконец выздоровел. И мы все тоже.
Граф снова посмотрел на нее, и в его бездонных глазах блеснул черный юмор.
— А ты разве не любишь своего брата?
— Конечно люблю. Но я… я только хотела сказать… — Она терялась под его сардоническим взглядом. — Я только хотела сказать, что нельзя быть слишком привязанным к своему брату.
— А я хотел сказать, что меня беспокоит, как она, да и ты, будете чувствовать себя, когда Ричард вернется в своей полк.
Карев спокойно встретил ее недоуменный взгляд, но Флер почувствовала, что он имел в виду совсем другое.
— Для чего ему возвращаться? — возразила она. — Для чего? В этом нет никакой необходимости. К тому же он еще не поправился окончательно… Он…
— Ты, моя дорогая, слишком часто возражаешь мне. Ты только что сказала, что он хорошо себя чувствует. И я заметил, что Ричард мается здесь, ему явно не по себе.
— Но все же… — упрямо стояла на своем Флер.
— Он вернется в полк. Ты не понимаешь, почему он должен так поступить. Потому что женщина на все смотрит иначе. Но поверь моему слову — он хочет вернуться. И скоро он вернется. Несмотря на допущенную задержку, союзники отдают себе отчет в том, что им нужно завершить кампанию к наступлению зимы. Осталось не так много времени, и он знает об этом, как и другие.
Флер хранила молчание, думая о сбивающих с толку событиях, последовавших за сражением на Альме. Чем объяснить безрассудные действия союзников, утративших вдруг свое преимущество, добытое ценой стольких потерянных человеческих жизней? Казачьи дозоры постоянно держали обитателей поместья в курсе событий, но они, конечно, не могли их толково объяснить.
После сражения союзническая армия провела еще три дня на Альме, подбирая раненых и отправляя их со всеми предосторожностями на транспортные суда. Убитых предавали земле в двух больших братских могилах — одна была вырыта для русских, другая для французов и англичан.
Они, несомненно, выполняли нужную работу, и русские только этому радовались, так как если бы англичане с французами бросились вдогонку за отступающей армией, то они без особого труда взяли бы Севастополь.
По неизвестным причинам союзники продолжили свое наступление только двадцать третьего сентября. Так как в этой местности почти не было воды, они медленно продвигались от одной речки к другой, от Альмы к Каче, от Качи к Бельбеку, а за ними следовала стая стервятников, что, конечно, не могло не сказаться на их боевом духе. В Крыму до этого никогда не видели грифов, и все знали об этом. Но после сражения они мистически возникли, словно из небытия, причем их было здесь великое множество. Они, хлопая большими крыльями, кругами летали над их головами, бродили неподалеку, словно обнищавшие гробовщики, осаждающие богадельню.
Тем временем князь Меншиков не терял времени даром. Он заставил вице-адмирала Корнилова снять экипажи с кораблей и затопить их у входа в Севастопольскую бухту. Матросов заставили строить оборонительные сооружения и обслуживать батареи. В ночь на двадцать четвертое сентября Меншиков вывел костяк армии из города и повел его по дороге на северо-восток. Он был решительно настроен удержать этот связывающий его с остальной Россией путь, по которому доставлялись сюда провиант, снаряжение, боеприпасы и подкрепление. С этой армией, находящейся в относительной безопасности за границей города, на Бахчисарайской дороге, Меншиков мог угрожать флангу противника, если тот осмелится атаковать.
