Солнце в зените - Виктория Холт
Вместо восторженного согласия Ричард выразил протест, и Бэкингема это взбесило. Он смотрел на себя как на ровню Уорвику, Создателю королей. Кто предложил, дабы Ричард потребовал освободить ему трон? Кто занимался организацией объявления у креста Святого Павла? Чьи люди кричали в пользу Глостера у Зала Гильдий? Ответ был один - Бэкингем, но, кажется, стоило Ричарду добиться цели, он впал в черную неблагодарность и начал нуждаться в напоминании, что является монархом. Ему следовало бы лучше помнить о старых друзьях. Терзая себя досадой, Его Милость герцог Бэкингем оставил двор и решил на время отправиться в свой замок Брекнок, находившийся на границе с Уэльсом и перешедший в руки Генри вместе с должностью Верховного констебля Англии. Он предвкушал беседу с интереснейшим гостем...скорее, даже не гостем, а настоящим пленником.
Генри Стаффорд думал о Джоне Мортоне, епископе Или, задержанном одновременно с Гастингсом в течение злополучного собрания в Тауэре. На протяжение определенного периода Мортон вместе с Ротерхэмом находился в крепости и крайне заинтересовал герцога, ибо оба они питали общую любовь к плетению интриг. Бэкингем спросил у Ричарда, может ли взять заботу о епископе на себя. Святой отец не мог постоянно оставаться пленником Тауэра, к тому же его положение представителя церкви требовало демонстрации к Мортону некоторого уважения. И король согласился, чтобы Генри Стаффорд сделал епископа Или кем-то, вроде почетного пленника в своем замке Брекноке.
Бэкингем так и поступил, выстроив с Джоном Мортоном прекраснейшие взаимоотношения. Он наслаждался их беседами. Мортон был умен - проницателен и хитер, подобные люди Генри Стаффорду чрезвычайно нравились.
Герцог знал, что в глубине души епископ являлся ланкастерцем, также он знал, что Мортон не испытывает отвращения к смене защищаемой стороны, когда того просит простая целесообразность. Однако, конечно же, священник обрадовался бы представлять тех, кого действительно поддерживал, хотя и старался жить с противниками в дружбе.
Несмотря на все вышеперечисленное, Мортон был одним из главных советников покойного короля, он помогал установить перемирие в Пикиньи, за счет Франции принесшее Англии столько благополучия, занимался переговорами о выкупе, обещанном Людовиком Одиннадцатым за Маргариту Анжуйскую. Эдвард ставил способности епископа довольно высоко. Да, он страдал от пристрастия верить в лучшее в каждом, пока не становилось очевидным и доказанным совершение предательства. До часа рокового собрания в Тауэре Мортон лишь набирался влияния и политической мощи.
Бэкингем не сомневался, - его голова переполнена планами, и все они не шли на пользу Ричарду Третьему, это абсолютно точно.
Подобное положение хорошо соответствовало нынешнему настроению Генри Стаффорда, он жаждал встречи с епископом в Брекноке.
Прибыв в замок, Бэкингем немедленно отправился к Мортону и тепло его поприветствовал, спросив, нуждается ли тот в чем-то, необходимом для ощущения удобства.
'Пленнику жаловаться не на что', - ответствовал епископ.
'Вам не следует считать себя пленником, Ваше Святейшество'.
'Мой господин герцог, вы очень добры. Но кем же еще я являюсь?'
'Надеюсь, что другом'.
'Сомневаюсь, что друг Ричарда Глостера может стать другом мне'.
Бэкингем велел принести им вина, и собеседники пригубили по глотку. Урожай оказался достойным и согревающим, доставив Генри Стаффорду большое удовольствие.
Епископ внимательно изучал герцога. Он знал, - что-то произошло между столь близкими друг другу прежде аристократами. Бэкингем был первым из людей Ричарда. И что теперь? Мортон задал себе вопрос. И обрадовался. По его мнению, Генри отличался безответственностью, ненадежностью, способностью становиться сегодня - другом, а завтра - врагом. Безграничное доверие к нему Ричарда поистине изумляло.
На протяжении всего проведенного в плену времени Мортон не сидел, сложа руки. Он размышлял над различными проектами. Епископ собирался создать Ричарду Глостеру проблемы и даже чувствовал, что знает, как это сделать. Его позиция объяснялась не желанием поддержать Вудвиллов, пусть Мортон и мог прикрыться подобной целью. Но данный вопрос не имел для него никакого значения, хотя выставить эту ширму было бы неплохо. Епископ смотрел на кого-то, отделяемого от Англии морем, на кого-то способного утверждать свою принадлежность к династии Ланкастеров. Мортон стремился к окончательной победе Алой розы над розой Белой. Его охватывало величайшее волнение, стоило только задуматься, как он может использовать трещину, явно пролегшую между Бэкингемом и Глостером. Ричард обладал силой, обмануть короля казалось вовсе не легко. А вот Бэкингем отличался слабостью и тщеславием. Он был крайне возбудим и порывист, а также пренебрегал оценкой очень далекой перспективы. Генри Стаффорд являлся образцом простофили.
Бэкингем повернулся к епископу Мортону.
'Я был Глостеру добрым товарищем', - хвастался Бэкингем. 'Именно я посадил его на трон'.
'Согласен с вами', - кивал Мортон. Герцог алкал лести. И она легко воспринималась. 'Но, что касается ваших добрых услуг, мне кажется, нам не стоило позволять ставить над собой подобного монарха'.
'Я его посадил...Я могу его и свергнуть'.
'В этих словах что-то есть, мой господин'.
'Ричард действительно обладает правами на корону'.
'Да, объявив детей брата рожденными вне брака'.
Мужчины посмотрели друг на друга. Намеревались ли они вернуть на престол Эдварда Пятого?
Мортон понимал, - у честолюбивого герцога подобной цели нет. Как и у него.
Как только он осознал степень осведомленности Ричарда о своей ему измене, немедленно принялся плести заговор. И, таким образом, вышел на связь с чрезвычайно изобретательной и умной дамой. После смерти Эдварда эта госпожа думала лишь об одном, - когда же станет очевидно, что правление мальчика-короля несет в себе значительное противоречие?
Госпожой, о которой идет речь, была Маргарет Бофор, графиня Ричмонд, чьим третьим мужем являлся лорд Стенли. Тем не менее, первым ее союзом оказался брак с Эдмундом Тюдором, и его плодом стал сын - Генри Тюдор. На нем и сосредоточились все надежды Маргарет.
План заключался в том, дабы сделать Генри королем Англии. Леди Маргарет настаивала на соответствии его статуса высокому сану. Дедом юноши был Оуэн, женившийся на Екатерине, вдове Генри Пятого. Матушка же - то есть сама Маргарет Бофор - приходилась дочерью первому герцогу Сомерсету, Джону Бофору, сыну другого Джона Бофора, сына, в свою очередь, Джона Гонта и Екатерины Суинфорд. Госпожа Бофор утверждала, - ее отпрыск, Генри Тюдор, с обеих сторон обладает королевской кровью, текущей в его жилах, поэтому, если и есть вопросы о
