Лавирль Спенсер - Прощение
— Так ты выйдешь?
— Пожалуйста, не приставайте ко мне.
— Не приставать к тебе! — Адди плюхнулась на кровать Сары, вырвала книгу, которую та читала, из ее рук и заставила ее посмотреть себе в глаза.
— Ты знаешь, что ты делаешь? Ты собираешься из-за нашего отца разрушить и свою жизнь. Никто, как бы он ни был порочен и зол, не должен властвовать над другим человеческим существом, тем более из могилы.
И Адди вышла из комнаты.
Прошло два дня. На третий день Ноа прислал записку с Фрименом Блоком.
«Дорогая Сара,
Разреши мне пригласить тебя на ужин сегодня. Я зайду за тобой в семь часов.
С любовью, Ноа».
— Ответь, что я согласна, — сказала она Фримену.
Сара обдумывала слова сестры. Да, отец не должен разрушить ее жизнь, особенно после того как он исковеркал жизнь Адди.
Она надела красивое платье из плотного белого батиста на две кружевные нижние юбки и приколола к нему брошь, подаренную Ноа. Был прекрасный майский вечер. Она хотела доставить удовольствие Ноа, показать ему, что она любит его, что ей радостно его видеть, что она помнит, как наслаждалась невинными ласками и поцелуями в дни, предшествовавшие катастрофе.
На нем был новый черный костюм, купленный к предстоящей свадьбе, высокий и широкий воротник подпирал подбородок, а серебристо-серый галстук с широкими концами был закреплен жемчужной булавкой. На голове красовался не «стетсон», а черный цилиндр.
Когда она увидела его на пороге, ее сердце затрепетало. Он заговорил медленно и спокойно, как будто с некоторой опаской.
— Привет, Сара.
— Привет, Ноа.
— Ты прекрасно выглядишь.
— Ты тоже.
Оба принужденно улыбнулись.
— Ты готова?
— Да.
Они спустились вниз по склону, глядя прямо перед собой, не прикасаясь друг к другу, обмениваясь ничего не значащими фразами. Ужин проходил у Кастера, где можно было получить самое лучшее, что только город мог предложить: были поданы моллюски с пряностями, фазан в винном соусе, оладьи с пастернаком и редчайший из деликатесов — свежее холодное коровье молоко. Они выпили молоко до капли, но съели не больше половины того, что лежало на блюдах.
После ужина он повел ее посмотреть представление в театре Ленгриша. Там показывали комедию под названием «Хэнки-пэнки, или Обманные проделки», которая вызывала гомерический хохот у зрителей. Они досидели до конца, но происходящего на сцене почти не понимали.
После спектакля он проводил ее домой. Был приятный весенний вечер. Тонкий серебряный месяц освещал горы, над ущельем висели звезды. Они подошли к дому. В окнах не было света, дверь была закрыта. Они остановились, и Ноа повернулся к Саре.
— Кажется, сегодня у нас было этого не слишком много.
— Чего «этого»?
— Ну, ухаживания. Я пригласил тебя, зашел за тобой, мы были очень внимательны друг к другу. Кажется, именно так должно теперь быть…
— Да.
— Ты чувствовала себя хорошо, спокойно со мной?
— Вполне,
— А если я тебя поцелую, ты все равно будешь себя хорошо чувствовать?
Она знала, что подобное произойдет, готовила себя к этому. Ужасно, что нужно себя готовить к подобным вещам. Что же случилось с женщиной, которая только недавно лежала на новом матраце, купаясь в солнечных лучах и наслаждаясь в объятиях этого мужчины?! Почему же, когда он приблизился к ней, сердце ее наполнилось неизъяснимым страхом?! Он был нежен, внимателен, терпелив, и она любила его. Совершенно непонятно: она действительно искренне любила его… но лишь на расстоянии.
В темноте у ступенек крыльца он положил руки ей на плечи. Она понимала, что его приглашение, ужин, представление, изысканная внимательность — все только прелюдия к данному моменту, моменту истины.
— Ты же не Адди, и я не твой отец. Помни об этом. — Он слегка прикоснулся губами к ее рту. Она почувствовала, что задыхается, но подождала, думая, что это ощущение пройдет. Но оно только усиливалось. Однако она подавила сопротивление, положила руки ему на грудь и разомкнула губы, когда его язык притронулся к ним. Она наклонила голову, повинуясь его движениям, и старалась возродить былую доверчивость. Ничего не получалось. Где-то в глубине рождалось рыдание, оно поднималось вместе со страхом. Когда оно вот-вот должно было вырваться, она оттолкнула его. Он отступил.
— Не могу! — Она тяжело дышала, как будто ее преследовал кто-то, хватала ртом воздух, слезы текли из глаз. — Не могу, — прошептала она, отворачиваясь и прижимая руку ко рту, в ужасе от того, что она, не желая того, унижает и ранит его. Что же ей делать?! Как ей любить и в то же время отталкивать его? Она сознавала, что он не такой, как ее отец, он не обидит ее. Но не могла победить свое отвращение даже к таким невинным ласкам.
— Будь ты проклят, Айзек Меррит! — вскричала она. — Гори ты вечным огнем в аду!
Гора Морайа откликнулась эхом на ее возглас. И воцарилось мрачное безмолвие.
Ноа стоял рядом, не зная, что делать. Она не оставляла надежды на их будущее. Кого винить в этом?
— Я так боюсь, — призналась она. Плач прекратился, но голос ее дрожал.
— Теперь уже нечего бояться!
Сара повернулась к Ноа, держа руки у рта.
— Ты покидаешь меня?
— Нет, это ты меня покинула. В ту самую минуту, когда узнала правду об Адди.
— Но я не хотела этого. Я просто… Я не могу… Это было… О-о-о, Ноа, я не хочу терять тебя.
— Нет, хочешь. Ты боролась со своими чувствами с той минуты, как я тебя впервые поцеловал. Теперь я знаю, и мне от этого легче. Нельзя все время выпрашивать любовь. Настоящие чувства идут с двух сторон. Так что давай положим конец нашему несчастью, Сара. Не думаю… — Он замолчал, вздохнул, поднял руки, потом уронил их. — Какая теперь разница? У нас все равно ничего не получится.
Она стояла, онемев. Ее будущее таяло как дым.
— Ты поговоришь с Матесоном или это сделать мне?
— Ноа, может быть, я… — Она не знала, что сказать у нее не было никаких мыслей.
— Я поговорю с Матесоном, — отрезал он. И, помолчав, добавил: — Ну, вот и все. Хочу сказать «будь счастлива», но слова застревают в горле.
— Ноа!.. — Она протянула к нему руку. Он повернулся и пошел. Она видела в бледном свете луны его новую шляпу и плечи, становившиеся все меньше с каждым шагом вниз по склону холма. Дойдя до подножия, он остановился на несколько секунд, обернулся и крикнул:
— Будь счастлива, Сара!
И продолжил свой путь, уходя из ее жизни.
Глава 21
Бракосочетание Аделаиды Меррит и Роберта Бейсинджера было первым в новой церкви Дедвуда. С раннего утра день был облачным, но к девяти часам проглянуло голубое небо. Это напомнило Саре тост, произнесенный Ноа в тот роковой вечер: «Пусть день вашей свадьбы будет солнечным и ваша последующая жизнь такой же».
