Кэтрин Гэскин - Сара Дейн

— Дэвид, постой. Я не могу идти дальше, — задыхаясь, сказала она.

Он вернулся к ней.

— Мне нужно домой.

— А Себастьян?..

Она покачала головой.

— Я не могу больше искать. Придется это сделать другим. Дай мне опереться на твое плечо, Дэвид.

Смутное понимание снизошло на него. Он взял лампу у нее из рук, поднял ее повыше и вгляделся в ее лицо.

— Мама, тебе плохо? Мама!..

— Да, милый, но все будет хорошо. Теперь мы должны идти назад.

Он подошел к ней поближе и обхватил ее за талию, прижавшись к ней так, чтобы поддерживать ее погрузневшее тело.

— Налегай на меня покрепче, мама! Ты совсем не опираешься на меня!

Они направились по пути, которым пришли, но Сара теперь ступала менее уверенно. Она сознавала, как отчаянно нужно торопиться, но тело ее полностью обессилело. Она решительно прижимала к себе деревянную лошадку, как талисман. Внезапно она остановилась, потому что ее пронзила новая волна боли. Она с тоской подумала об уюте Кинтайра, и в то же время ее раздирало отчаяние при мысли, что Себастьян может быть где-то поблизости и нуждается в помощи. Но боль и слабость начали заслонять все другие чувства: она заставляла себя сосредоточиться на том, чтобы аккуратно переставлять ноги. Она вся взмокла от пота, промокший плащ холодил ее. Она начала все больше наваливаться на Дэвида, хотя понимала, что ребенок долго не сможет удерживать ее тяжесть. Потом наконец разум ее затмил очередной приступ боли, и она поскользнулась на неустойчивом камне. Дэвид отчаянно попытался схватить ее, когда она падала вперед, но не смог удержать. Она тяжело стукнулась о валун, который не дал ей упасть — ей удалось удержаться на ногах, но у нее перехватило дыхание, и воля, которая не давала ей поддаться усиливающейся боли, покинула ее. Она приникла к валуну и разразилась бурными рыданиями.

Руки Дэвида заставили ее очнуться, он настойчиво тащил ее за плащ.

— Шагай, мама!.. Я вижу свет. Это, должно быть, мистер Сэлливан. Пожалуйста, постарайся идти!

Он помахал фонарем над головой, чтобы привлечь внимание. Они услышали сквозь шум дождя слабый крик. Сара приоткрыла глаза, только чтобы заметить, что мигающий огонь движется в их направлении, и снова с благодарностью прижалась к камню.

Дэвид снова теребил ее за плащ.

— Все в порядке теперь, мама! Их двое! Это мистер Сэлливан… — Он отчаянно дернул ее. — Мама, посмотри! Это мистер Хоган!

Сара с усилием повернула голову.

— Джереми? Джереми, сюда!..

Она почувствовала, что Джереми поднимает ее на руки, и потеряла сознание.

На рассвете усталая Энни вошла в кухню. Вместе с Бесс и Кейт она начала готовить завтрак для мужчин, которые во главе с Джереми и Майклом Сэлливаном провели большую часть ночи в поисках Себастьяна. Женщины почти не разговаривали, двигаясь почти бесшумно, стараясь не греметь тарелками и кастрюлями. Блеклое солнце осторожно светило в окна, нежно касаясь морщинистого, расстроенного лица Энни. Время от времени она останавливалась, чтобы вытереть фартуком глаза и всхлипнуть на всю кухню. За ночь паводок достиг небывалого уровня, но к рассвету ветер утих и дождь прекратился. Пол в кухне для батраков был на шесть дюймов покрыт водой; с минуты на минуту усталые голодные люди должны были прийти на завтрак. Впервые Энни не подумала о той грязи, которую они принесут на кухню на своих сапогах.

Она замерла, заметив в дверях фигуры. Обернувшись, она увидела, что это Тригг и Джексон, второй управляющий.

— Ну как? — спросила она с надеждой.

Но Тригг покачал головой.

— Уже последние вернулись — нет и следа мастера Себастьяна. Я поговорил с мистером Хоганом и мистером Сэлливаном, и они сказали, что мы должны несколько часов отдохнуть, а потом начать снова. Вода к этому времени немного спадет. — Его голос замолк на печальной ноте.

— Боже милостивый! — воскликнула Энни, и слезы снова навернулись у нее на глаза. — И надежды-то почти не осталось для нашего маленького барашка… а он у нас такой умненький и веселенький. — Она снова поднесла к глазам край фартука.

Джексон кивнул.

— Да уж, это точно — такой парнишка. Все его так любили! Никогда не видел, чтобы работники так охотно брались за дело, как они пошли на поиски прошлой ночью. Да-а-а…

Потом он перевел взгляд на накрытый стол, и Энни бросила вытирать глаза и заспешила к плите.

— Я сейчас… Минута — и готово…

Тригг с Джексоном уселись. Их движения были тяжелыми — сказывалось утомление ночи, проведенной под дождем.

Вдруг Тригг обернулся к Энни.

— Ну что там у хозяйки?

Она подняла голову.

— Господи, Боже мой, конечно! Я так занята была мыслями о мастере Себастьяне, что забыла вам сказать. Четыре часа назад родилась девочка. Крошечная, но, вроде, сил у нее достаточно, и похоже — будет жить. Волоски у нее черненькие — вся в отца.

— А хозяйка? — спросил Джексон.

Энни в сомнении нахмурилась.

— Ой, даже не знаю… Ей здорово досталось, бедняжке. Эта шла не так, как те, другие. Она еще не пришла в себя. И не спит — лежит с открытыми глазами и все спрашивает о мастере Себастьяне. Боже! Скорее бы приехал хозяин! Кто знает, когда ему удастся вернуться, раз вода так поднялась.

Энни поставила перед мужчинами тарелки, и в залитой солнцем кухне снова наступила тишина.

— Вы бы хоть как-то ее расшевелили, мистер Хоган, — говорила встревоженная Эмили Бейнс. — Ей, кажется, и ребенок не нужен, и она вообще ничего вокруг не замечает, знаете…

Джереми кивнул, заканчивая тихий разговор, который они вели у комнаты Сары. Он осторожно открыл дверь.

Большая комната была залита светом: занавески слабо колыхались перед раскрытыми окнами. Сара лежала на простой кровати, под белым балдахином, глаза ее были широко открыты и устремлены в безоблачное небо. В ее позе была пугающая неподвижность, которая рождала ощущение ожидания. Лицо и губы ее были бескровны, волосы, туго заплетенные в косы, лежали на подушке. На груди виднелось кружево кремового цвета, на плечах лежала пушистая голубая шаль. Комната была безукоризненно чиста: ничто в ней не напоминало о хаосе, царившем здесь ночью.

— Сара! — сказал Джереми, тихо закрывая за собой дверь.

Она, слегка приподнявшись, повернула к нему голову, а потом уронила ее снова на подушку.

— О! — Надежда, вдруг вспыхнувшая в ее глазах, так же быстро угасла.

Он подошел к кровати.

— Сара… Сара! Не нужно так! Еще есть надежда. Сейчас, при дневном свете…

— Дневной свет, да. Но вы его не найдете.

Говоря это, она повернулась к окну. Лицо ее выглядело измученным. На него вернулось выражение неподвижного отчаяния. Джереми смотрел на нее и прекрасно сознавал, что не в состоянии пробудить в ней интерес к жизни, расшевелить ее. Она была холодна как лед и неподвижна. Он бесшумно перешел к изножью кровати. Теперь она была ему хорошо видна, и он заметил, что она прижимает к себе белую деревянную лошадку с оборванной красной уздечкой. Она так же прижимала ее накануне вечером и ни за что не рассталась с лошадкой.