Жаклин Монсиньи - Петербургский рыцарь
— Вы правильно поступили… у меня задето легкое и я все равно погиб… но яд… он действует быстро… у меня очень мало времени… а мне так много надо сказать…
Флорис потупился и хотел удалиться, оставив Адриана наедине с отцом, но граф удержал его за руку.
— Нет, останьтесь, молодой человек и… простите меня за то, что я желал вам зла. Я пытался убить вас, потому что… мне показалось… что я вижу призрак царя… того царя, который похитил у меня твою мать, Адриан, — довершил граф, с трудом поворачивая голову к сыну.
— Ах, отец!.. Отец… — рыдал Адриан, — как вы оказались здесь?
— Судьба, мой сын… та же самая, которая привела сюда тебя… последний раз я видел тебя… в Марселе. Ты был еще совсем ребенком… ты не узнал меня… я бежал… от полиции, потому что участвовал в банде Картуша… Именно тогда я доверил… Батистину, мою дочь… Максимильене…
Произнося имя прекрасной графини, черты лица умирающего разгладились.
— Ты… скажешь своей матери… что я был недостоин ее любви… о, все же я любил ее… Какими извилистыми тропами была ведома эта мятущаяся и страдающая душа?
Флорис и Адриан молчали, не желая говорить графу, что Максимильена умерла много лет назад.
— Я также любил… мать Батистины… она не была знатной дамой, она… это была… мошенница, как и ее брат Картуш… Ах! Адриан, что за пропащая жизнь… Как дела у Батистины? Красива ли она, знает ли она, какое пятно лежит на ней от рождения?
Адриан отрицательно покачал головой. Он не мог говорить, слова отца истязали его душу. Флорис улыбнулся умирающему:
— Да, господин граф, Батистина очень хорошенькая. Ее воспитывали как нашу сестру, и она не знает тайны своего рождения, мы хотим вернуться во Францию, чтобы устроить ее жизнь.
— О… это хорошо, сколько ей теперь лет?
Флорис наморщил лоб. Он не мог точно сказать, сколько времени назад они покинули Францию. Может быть, три года назад, а может, больше… или меньше; скорее всего, они не были там целую вечность.
— Теперь ей должно быть пятнадцать лет, господин граф.
— Я часто думал о ней, и о тебе, Адриан. Ты законный наследник графов де Вильнев-Карамей. Это славное имя, я не сумел с честью пронести его, но ты, мой сын, я вижу по твоим глазам… ты достоин его. Но Батистина… эта малышка незаконнорожденная… мне страшно, если она… с таким пятном войдет в какую-нибудь знатную семью… В ее жилах течет кровь разбойника. Если правда раскроется, она будет наказана… на всю жизнь… Сударь, выслушайте меня, возьмите меня за руку, — умолял граф, судорожно вцепившись в Флориса. — Вы — сын Максимильены и царя…
— Да, господин граф, — печально прошептал Флорис.
— У вас есть сердечная привязанность?..
— У меня есть только мое имя… и нежность моего брата.
— Вы не можете отказать умирающему в последней просьбе, — молил граф.
— Сударь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы выполнить вашу просьбу.
— Тогда… поклянитесь мне жениться на Батистине, чтобы никто никогда… никогда ни в чем не упрекнул ее… клянитесь, сударь…
Флорис опустился на колени перед этим необыкновенным человеком, который умел быть таким трогательным и который требовал от него поистине невероятного обещания. Молодой человек колебался: дав подобное обещание, он связывал себя на всю жизнь. Умирающий почувствовал его нерешительность и принялся настаивать:
— Вы сказали, что у вас нет ничего, кроме имени… это неправда… некогда я разрешил Максимильене дать вам фамилию де Вильнев-Карамей, а сегодня я прошу вас о таком же одолжении… поклянитесь… поклянитесь… чтобы я мог спокойно умереть…
Флорис прижал руку к груди.
— Даю вам слово, господин граф, и клянусь всем, что мне более всего дорого, что исполню ваше желание. Я женюсь на Батистине, если Господь сохранит мне жизнь, и если… нам удастся выбраться из Китая…
— Благодарю… благодарю… я умираю счастливым… счастливым… о, Господи!.. на помощь… ах, как я страдаю… какая кара… избавьте меня от этой жизни… — простонал граф. Жуткая судорога отбросила его на кушетку, глаза налились кровью, все члены свело от боли. Стоявшие в стороне Федор и Ли Кан бросились на помощь молодым людям, пытавшимся поддержать умирающего. Жорж-Альбер спрятал голову в еще не остывших густых волосах принцессы. Он никак не мог поверить, что она мертва, и пытался любыми способами оживить ее. Увы, холод смерти постепенно отвоевывал у жизни это прекрасное тело. Маленький зверек заткнул уши; он не мог слышать страшные звуки, издаваемые генералом в предсмертной агонии. Ли Кан дал умирающему понюхать соли, они вдохнули в него еще немного сил.
— Ах… — застонал он, — мне остается так мало времени. Адриан, сын мой… дай мне вот тот шелковый свиток и вот это перо…
Флорис водил рукой Амедея де Вильнев-Карамей, граф начертал несколько китайских букв. Потрясенные молодые люди даже не подумали прочесть их.
— Мне надо… надо спасти вас… — упорно продолжал граф. — Вы… сможете выйти из лабиринта… идите к озеру… чтобы не… заблудиться… Следуйте за орхидеями… они растут до самого озера… у берега привязана моя лодка… возьмите ее… на середине озера, на острове… статуя сторукого Фо… Одна из них… самая длинная… указывает… пальцем… на Пету. Бросьте лодку и… обогните холм… эта часть острова священна и… плохо охраняется… за ней есть стена… вы… сможете перебраться через нее и выбраться из… Запретного города… незамеченными… О, Господи, позвольте мне окончить… у меня темно в глазах… где ты, сын мой?.. я благословляю тебя… тщательно сохрани… этот свиток… если… вас арестуют… он поможет вам… ах!.. разум покидает меня… вот и смерть… пришла за мной… Вы поклялись, сударь… — воскликнул граф, с необычайной силой вцепившись в руку Флориса. — Не забудьте… Батистина… вы мне поклялись, прощайте… прощайте…
Граф де Вильнев-Карамей откинулся на кровать. Его последний вопль был ужасен. Экстракт женьшеня, временно вернувший его к жизни, действовал с ужасающей быстротой. На губах графа выступила кровавая пена. Его опухшие веки приподнялись в последний раз, тело вздрогнуло и вытянулось. Неверный розовый свет падал на лицо человека, которого в Китае называли Голубым Драконом. Сейчас этот вечный искатель приключений улыбался, широко распахнув свои голубые глаза навстречу неведомому миру. Флорис взял руку брата и ею закрыл глаза графа. Адриан утратил способность рассуждать. С губ его слетали обрывочные слова. Мысли путались. Флорис попытался увлечь его прочь.
— Нет… нет… я не могу оставить… Ясмину… моего отца… — бормотал он.
— Идем, Адриан, слушайся меня. Завтра днем мы пошлем сюда отцов-иезуитов, они потребуют выдать их тела. Пошли, следуй за нами, брат.
