Джулия Гарвуд - Две розы
Мэри Роуз с Харрисоном уселись на диван напротив Эллиота и Элеоноры. Лилиан расположилась на стуле рядом.
– Мне и правда здесь очень нравится, – с горячностью заявила Элеонора. – У меня есть прислуга, и все так хорошо ко мне относятся.
– Она обожает, когда с ней нянчатся, – шепнула Мэри Роуз мужу.
– Виктория, настоящая леди в компании других людей никогда не шепчется, – отчеканила Лилиан. – И перестань сутулиться, дорогая. У тебя должна быть гордая осанка. Не забывай, что ты из рода Эллиотов.
– Она – из семьи Макдональд, – заметил Харрисон, чтобы расставить все точки над «i».
Сама Лилиан выглядела так, словно проглотила шпагу, и почему-то напомнила Мэри Роуз генерала.
– Не так-то легко разобраться в этих тонкостях этикета, – заговорила Элеонора. – В Англии правила поведения совсем другие, нежели в Америке. Леди Барбара сказала мне, что настоящая леди не должна щуриться. Ты знала об этом, Мэри Роуз?
– Нет, не знала.
– Пожалуйста, не забывайте, что ее зовут Виктория, – потребовала Лилиан. – Леди всегда должна быть леди, где бы она ни жила. Джейн Карлайл как-то заметила, что леди – это женщина, которая не ступала на кухню в течение семи лет. Я с ней согласна.
Мэри Роуз едва не всплеснула руками от отчаяния, услышав подобную глупость. Она видела, что постоянные замечания тетушки Лилиан уже утомили Элеонору. Но последнее заявление, похоже, пришлось подруге по вкусу. Элеонора раскрыла веер и стала обмахиваться, направляя поток воздуха на Мэри Роуз.
– Я была бы настоящей леди и по сей день, если бы Мэри Роуз… я хотела сказать, Виктория… не заставила меня помогать по хозяйству у нее дома. Мне приходилось даже готовить, леди Лилиан. Неужели теперь мне придется ждать целых семь лет?
Слова Элеоноры, судя по всему, привели Лилиан в ужас. Мэри Роуз решила сменить тему.
– Мне не терпится взглянуть на дом Харрисона в Шотландии, – сказала она. – Он хвастался, что его родина так же красива, как моя любимая долина в Монтане, и мне бы хотелось своими глазами увидеть…
Выражение, появившееся на лице лорда Эллиота, заставило ее замолчать.
– Я чем-то расстроила тебя, отец?
– Нет, разумеется, нет. Шотландия действительно прекрасна, Харрисон прав.
– Я хотела бы побывать там, прежде чем вернусь в Америку. Я успею это сделать?
Последний вопрос Мэри Роуз был адресован мужу. Он кивнул:
– У нас на все хватит времени.
– Что это еще за чушь? О каком отъезде идет речь? Ты только что приехала, – заявила Лилиан. – Виктория, твой дом здесь.
– Перестань одергивать ее, Лилиан. Моей дочери нужно время, чтобы… привыкнуть к новой обстановке, – сказал Эллиот, бросив на сестру сердитый взгляд.
Мэри Роуз почувствовала, как атмосфера в комнате накалилась. И отец, и тетка, казалось, были чем-то обеспокоены. Молодая женщина осознала, что причиной внезапного молчания и смены настроения родственников стали какие-то ее слова или действия. Ей захотелось извиниться, но неожиданно Харрисон взял ее за руку. Только тут до Мэри Роуз дошло, что она напряженно сцепила руки. Прикосновение мужа успокоило ее, она придвинулась к нему поближе. Разговор зашел о последних веяниях в женской моде. Мэри Роуз же хотелось поговорить о работе ее отца. Однако она побоялась прямо спросить его об этом, опасаясь, что ее снова упрекнут в невоспитанности. Поэтому она сидела молча.
До ужина оставался по меньшей мере час, а это означало, что еще Целых шестьдесят минут Мэри Роуз предстоит слушать болтовню о тряпках. Она от души удивлялась, как мужчины выносят подобные речи. Посмотрев на Харрисона, она увидела на его лице ничего не выражающую маску и поняла, что он смотрит куда-то поверх плеча тетушки Лилиан, думая о чем-то своем. Молодая женщина решила последовать его примеру и мысленно сразу же перенеслась в Монтану. Она попыталась представить себе, что сейчас делают братья, и ее внезапно пронзила тоска по родной долине.
– А ты, Виктория? – резкий, пронзительный голос подруги вернул ее к реальности.
– Что?
– В теннис играешь?
– Нет.
– Придется научиться, дорогая, – с нажимом заметил дядя Роберт. – Это сейчас очень модно.
– Она играет на пианино, – с гордостью заявил вдруг Харрисон.
– Нет, не играю, – выпалила Мэри Роуз, сжав пальцы мужа. – То есть я хочу сказать, что не музицирую в Англии, – пояснила Мэри Роуз и снова сдавила руку Макдональда.
– Ладно, – согласился он. – Будем считать, что ты не играешь на пианино в Англии.
Мэри Роуз немного успокоилась.
Она вспомнила, как они с Адамом играли в четыре руки. Когда один из них фальшивил, оба смеялись. Иногда Мэри Роуз нарочно убыстряла темп, стараясь закончить свою партию раньше. Это было чудесное время, и ее теперешний отказ сесть за инструмент являлся всего лишь попыткой защитить собственное прошлое. Если бы кто-нибудь из ее английских родственников принялся вышучивать ее технику игры или ее музыкальные способности, Мэри Роуз сочла бы это насмешкой над своим старшим братом, а этого она не допустит. Пока что тетушка Лилиан находила какие-нибудь изъяны во всем, что делала Мэри Роуз. Молодая женщина старалась быть вежливой, поскольку ей хотелось, чтобы ее отец и тетка были счастливы. Однако ни к чему лишний раз становиться объектом замечаний или недовольства.
За какую-нибудь неделю ее словно подменили. Если сразу после своего приезда она горела желанием как можно больше рассказать отцу о братьях, то теперь она не хотела, чтобы ее новые родственники что-либо знали о ее старой семье. Она изо всех сил старалась защитить Клэйборнов от мелких укусов, которые так и сыпались в их адрес.
Внезапно ей захотелось убежать в свою комнату и написать братьям длинное письмо. Впрочем, Мэри Роуз прекрасно понимала, что не сможет покинуть гостиную, и потому решила терпеливо дожидаться окончания ужина.
Она никак не могла приспособиться к новому распорядку дня. Мэри Роуз привыкла вставать с рассветом, а в девять или в десять часов вечера ложиться спать. Выяснилось, однако, что в это время в Англии люди даже не помышляют о сне. Когда наконец в половине десятого слуга зазвонил в колокольчик, приглашая всех к столу, Мэри Роуз почувствовала, что сейчас заснет у всех на глазах. Тетушка Лилиан столько раз толкала молодую женщину локтем в бок, что Мэри Роуз не удивилась бы, обнаружив у себя синяки.
После ужина мужчины задержались в столовой, чтобы попить кофе, женщины же перешли в гостиную чаевничать. Мэри Роуз так хотелось спать, что она с трудом отдавала себе отчет в собственных действиях. Встав из-за стола вместе с тетушкой Лилиан, она взяла свою тарелку, чтобы отнести ее на кухню, и уже потянулась было за прибором тетушки Барбары, как вдруг поняла, что в очередной раз проштрафилась. На лице Лилиан застыла гримаса ужаса. Мэри Роуз быстро поставила тарелку, выпрямилась и медленно направилась прочь. Лицо ее горело огнем. Элеонора подошла к ней и взяла ее под руку, стараясь утешить.
