Юлия Леонова - Звезда Любви
По весне, едва в Финском сошел лед, начали свой промысел рыбаки. В утлой лодчонке закидывали невод, надеясь на улов двое мужичков, отец и сын, из ближайшей к заливу деревеньки, но латанный-перелатанный невод, как нарочно, зацепился за что-то на дне залива. Старик долго чесал затылок, сидя в лодке: вода все же была еще слишком холодна для того, чтобы попытаться нырнуть и отцепить невод, а ежели тащить его, то можно и вовсе порвать, — думал мужик. Решившись, мужик зло сплюнул за борт и принялся тянуть сеть изо всех сил, а молодой парнишка тут же кинулся помогать отцу. Нехотя сеть поддалась, и вскоре они уже вытянули нечто, запутавшееся в сетях, из воды и втащили свою находку в лодку. Распутав сеть и приглядевшись, старик истового перекрестился.
— Господи, помилуй! Утопленник, — пробормотал он. — Баба, похоже.
Не решаясь притронуться к страшной находке, отец и сын взялись грести к берегу, и едва лодка причалила в устье Стрелки, парнишка со всех ног кинулся в Стрельну за местным урядником. Прибывший полицейский скривившись от отвращения осмотрел вытащенное из воды тело. Судя по всему, в воде оно пробыло около года и успело разложиться, а то, что сохранилось, не позволяло с уверенностью заявить о личности погибшей, поэтому его внимание привлекло жемчужное ожерелье на шее утопленницы. Довольно дорогая вещь позволяла предположить, что найденная женщина принадлежала к сословию благородному. Ломая голову над тем, кем могла быть покойница, урядник припомнил, что именно в этих местах год назад искали, но так и не нашли тело сброшенной с моста в реку Стрельну княгини Шеховской, поэтому решено было во избежание недоразумений доставить тело в Петербург и пригласить кого-нибудь из родных княгини для опознания.
Весть о том, что предположительно нашли тело его невестки, застала князя на службе, и Николай Матвеевич не мешкая отправился в участок, чтобы либо удостовериться в том, либо опровергнуть заявление полицейских. Князь долго стоял над тем, что осталось от тела утопленницы, понимая, сколь многое от него сейчас зависело, и зная, что ему нельзя было ошибиться. Господи! Как хорошо, что Павел не видит этого, — перекрестился он. У вытащенной из залива женщины были темные волосы, и она была невысокого роста — это было, к сожалению, все, что он мог сказать о ней.
Ожерелье, которое предъявил для опознания полицейский, было довольно недешевой изящной вещицей. Оно представляло собой нитку жемчуга с красивой и сложной застежкой в виде цветка, инструктированного бриллиантами, однако князю вещь эта была не знакома. Боясь принять неверное решение, он посоветовал показать его сестре Юлии Львовны, княгине Горчаковой, что и было незамедлительно исполнено.
Полицейского, явившегося в дом князя Горчакова, пригласили в кабинет, где он и застал молодую княгиню и ее супруга. Едва взглянув на предъявленную полицейским урядником вещь, Полина тотчас лишилась чувств, а когда пришла в себя, с уверенностью заявила, что это ожерелье принадлежало ее сестре и было подарено ей ее супругом Павлом Николаевичем Шеховским на Рождество. Она даже вспомнила, что именно его видела на сестре в тот день, когда они ждали Пасхального крестного хода.
После ухода полицейского Полина никак не могла отойти от случившегося и, едва успокоившись, вновь начинала плакать.
— Я не верю! Не верю! — шептала она, цепляясь за лацканы сюртука Мишеля, сидевшего рядом с ней на софе, и пряча залитое слезами лицо у него на груди. — О, Господи, ее и в самом деле больше нет!
— Полно убиваться, Полин, — гладил жену по спине Михаил, — ведь почти год прошел, и такой конец был вполне предсказуем.
— Да, я все понимаю! Но пока не нашли тела, оставалась надежда, — подняла блестящие от слез глаза Полина.
— Я понимаю, что это тяжело! Нам остается только смириться.
— А что, если я ошиблась? — всхлипывая, пробормотала Полина. — Нет, не могла! Это и в самом деле то самое ожерелье, — тут же покачала она головой.
— Мне жаль, — пробормотал Горчаков.
Вытащив из кармана платок, князь протянул его жене. Полина промокнула глаза и, всхлипывая, прижалась к нему всем телом. Обняв ее, Михаил принялся укачивать ее, как ребенка, шепча ей на ухо слова утешения.
— Спасибо, — прошептала в ответ Полина, — спасибо Вам за то, что Вы есть у меня!
— Я люблю Вас, Полин! — вздохнул Михаил. — Когда Вам больно, мне тоже больно.
— Мишель, я хочу ребенка, — едва слышно прошептала Полина, не решаясь взглянуть ему в глаза. — Очень хочу, мальчика, похожего на Вас, или девочку.
Горчаков замер, боясь поверить услышанному. Он уже совсем было решился уехать из Петербурга в Синявино, и только свалившиеся на них безрадостные новости отложили неизбежный, как он считал, разговор с женой.
— Полин, Вы не в себе сейчас, — пробормотал он.
Полина подняла голову, и отстранилась от него.
— Нет! Я сказала именно то, о чем думаю все последнее время. Я хочу быть с Вами, Вы нужны мне, Мишель.
— А Шеховской? — помедлив минуту, спросил Горчаков. — Он больше Вас не волнует?
Задавая этот вопрос, он понимал, что причиняет боль и ей, и себе, но не мог поступить иначе: он должен был знать.
— Не волнует, — едва заметно покачала головой Полина.
— С глаз долой — из сердца вон? — горько усмехнулся Михаил.
— Зачем Вы так со мной, Михаил Алексеевич? Мне нет причин лгать Вам. Я ужасно боюсь остаться в одиночестве, и не потому, что ежели Вы оставите меня, — да, да я знаю, что Вы собирались уехать в Синявино, — печально улыбнулась Полина, — общество отвернется от меня, а потому, что жизнь, как Вы могли только что убедиться, слишком быстротечна, и мы можем потерять то счастье, что нам даровано судьбой, в любую минуту.
— Может, Вы и правы, Полин, — положил свою руку поверх ее маленькой ладошки Горчаков. — Означает ли это, что Вы желаете видеть меня в своей спальне нынче?
Полина, смутившись, покраснела, но решительно кивнула.
— Я буду ждать Вас нынешним вечером и всегда, когда Вам будет угодно. Мы не могли бы отменить все сегодняшние визиты…
— Да, конечно, я немедленно отпишу, — поднялся с софы и направился к столу князь.
От Горчаковых полицейский урядник направился в особняк Шеховских, где передал Николаю Матвеевичу ожерелье, сказав, что княгиня Горчакова без колебаний признала в нем ожерелье, подаренное ее покойной сестре, и выразив при этом соболезнования.
Тело княгини Шеховской похоронили на семейном кладбище в Павловском, куда его доставили из Петербурга в наглухо заколоченном гробу. После погребения и панихиды Николай Матвеевич долго сидел в своем кабинете, не зная, где найти слова, чтобы написать сыну о произошедшем. Злополучное ожерелье лежало перед ним на столе, жемчуг таинственно мерцал в ярком солнечном свете теплого майского дня, а бриллиантовая застежка вспыхивала всеми цветами радуги.
