Юлия Леонова - Звезда Любви
Наутро он принял решение без промедлений, пока держится зимник, отправляться в Якутск. С началом марта потеплело. Еще пару недель назад в Иркутске стояли сухие трескучие Сибирские морозы, а нынче, в преддверии близкой весны, с юга потянуло влажным ветром. Днем на солнце санный путь подтаивал, а ночью вновь покрывался тонкой коркой льда.
Ямщик спешил, то и дело подгоняя резвую тройку, что как птица летела по укатанному тракту. Шеховский зябко кутался в меховую полость, пряча лицо от обжигающего ветра в воротник бобровой шубы. Прохор, сидевший рядом, с утра приложился к дорожной фляге со спиртом и теперь клевал носом.
Наверное, зря он решил ехать в Сибирь, — усмехнулся Павел. На Кавказе в эту пору куда теплее, а там глядишь, и кончились бы мои мучения… Нужно было в Нижегородский полк переводится, — нахмурился он. Уж чего-чего, а морозов Поль не любил, куда милее сердцу была поздняя весна, когда все вокруг утопало в яркой молодой зелени, благоухали цветением сады вкруг усадьбы. Но и с этой порой теперь были связаны самые горькие воспоминания. Очнувшись от горестных дум, Павел заметил впереди одну из столь редких здесь почтовую станцию. Сани замедлили ход и остановились во дворе. От разгоряченных быстрой ездой лошадей валил пар, и подбежавшие конюхи споро выпрягали их и уводили в конюшню.
— Ваш благородие, — обратился ямщик к Шеховскому, — темняет уж, мож, здесь заночуем, а поутру снова в путь?
Выбравшись из саней, Павел повел плечами, разминая затекшие мышцы.
— Можно и здесь, — поглядывая на розовеющий вечерней зарей небосвод, виднеющегося над темным сосновым бором, согласился он. По ночам дороги в этих краях были не безопасны: путники вполне могли стать добычей голодной волчьей стаи или других хищников, куда более страшных, чем четвероногие. Много в сибирских лесах было беглых каторжан, что не брезговали промышлять грабежом и разбоем на здешних дорогах.
К концу марта, cчастливо избежав всех опасностей в пути, добрались до Якутска. Сам город Павлу не понравился. Практически все строения представляли собой черные бревенчатые срубы. Начавший таять снег превратил улицы в жидкое месиво из грязи и подтаявшего снега. Человека от Муравьева в Якутске не ждали, и потому встретили Шеховского хотя и радушно, поселив в лучшей гостинице, но не без настороженности. Поль чувствовал, что местное начальство чего-то ждет от него, очевидно, подумав, что он прибыл от Муравьева с целью учинить проверку; когда же князь сообщил, что в Якутске он проездом, и конечная цель его путешествия Петропавловск, местные чиновники вздохнули с облегчением и тотчас вызвались найти ему проводника. Показали и гордость Якутска — самый большой рынок пушнины, на котором заключались многомиллионные сделки на десятилетия вперед. Однако же, как Шеховской ни спешил, ему пришлось задержаться в этом городке.
Проводник и в самом деле нашелся довольно быстро. Уже на второй день в комнаты, которые занимал Шеховской в сопровождении местного чиновника пришел низкорослый якут, возраст которого было совершенно невозможно определить. Широкое плоское лицо, покрытое тонкой сеткой морщин, по своему виду напоминало печеное яблоко, одет он тоже был весьма своеобразно: охотничья куртка и штаны из оленьей кожи, мягкие сапоги да небольшой кожаный мешок за плечами, с которым он, по всей видимости, никогда не расставался. Неоспоримым достоинством проводника было то, что он прекрасно понимал русскую речь и сам довольно сносно говорил по-русски. Звали его Буотур, он внимательно выслушал Шеховского, но выезжать в ближайшее время категорически отказался.
— Плохой нынче тайга, сырой, голодный, — спокойно и даже где-то с сознанием собственного достоинства и значимости произнес он. — Ехать можно, когда дорога высохнет. Сейчас никак нельзя. Плохо.
— И когда же она высохнет? — сложив руки на груди, раздраженно поинтересовался князь.
— Когда ыам придет, — пояснил Якут.
— Май по-нашему, — объяснил молодой человек, приведший проводника.
— Это что же, мне придется здесь до мая месяца прохлаждаться? — возмутился Павел.
— Раньше он не пойдет, потому как считает, что сейчас не подходящее время для перехода, а сами Вы не доберетесь, — пожал плечами молодой чиновник. — Если бы Вы по Аянскому поехали… Он намного лучше Охотского, да только по нему до Петропавловска недели на две дольше добираться.
— Значит, поедем по Охотскому, — все еще сердясь, ответил Шеховской.
— Вот Вам и время будет собраться в дорогу, Ваше сиятельство, — улыбнулся молодой человек, — а Буотур поможет в сборах.
Павел, без особых проблем доехавший от Петербурга до Якутска, даже представить себе не мог, сколько всего им понадобится в дорогу. Как оказалось, по Охотскому тракту почтовые станции практически не встречаются, и надеяться им придется исключительно на собственные силы. Буотур посоветовал прикупить еще двух вьючных лошадей. Маленькие якутские лошадки, были хоть и неказисты с виду, но волне способны везти на себе довольно много поклажи. Одежду Шеховского якут также раскритиковал. Посомневавшись немного, князь все же приобрел по его совету охотничью куртку. Единственное, что из снаряжения путников вызвало восхищенный возглас у проводника — английское ружье Павла. Буотур долго вертел его в руках под гордым взглядом владельца, прищелкивал языком, вскидывал приклад на плечо.
— Хорош, очень хорош, — похвалил он, возвращая ружье хозяину.
Наконец, покончив с утомительными сборами, небольшой отряд, состоящий из самого Шеховского, Прохора и проводника, выехал ранним утром из Якутска по Охотскому тракту. Снег уже почти сошел, оставались только небольшие островки в самых затененных участках тайги, но даже сейчас дорога и в самом деле была отвратительной, потому им едва удавалось покрывать до полусотни верст за день, и Павел понял, как прав был настоявший на задержке Буотур. Он давно не проводил в седле столько времени и поначалу с непривычки чувствовал к концу дня чудовищную усталость, но старался ни единым жестом не выдать своего состояния, потому как маленький якут, который явно был старше его, несмотря на тяжелые переходы по-прежнему был бодр и, казалось, не ведал усталости. Стараясь не обнаружить свою слабость перед проводником, Поль наутро садился в седло, сцепив зубы и стараясь не морщиться от боли во всем теле.
Но на четвертый день он чувствовал себя уже гораздо лучше: хотя тело по-прежнему ломило от усталости, но Павел ощутил, что изменилось что-то внутри его самого, словно появился некий стержень, который придавал сил и заставлял двигаться вперед, невзирая на трудности, которыми изобиловала дорога. Буотур оказался хорошим охотником, и благодаря ему в рационе у путешественников, помимо запасенных вяленого мяса и соленой рыбы, появилась свежая дичь, готовить которую доверили Прохору. В этом нелегком путешествии Шеховский сам ощущал, как стирались те границы, что раньше просто немыслимо было нарушить, исчезали условности, к которым он привык с пеленок, даже Прохор, которого он раньше и не замечал, считая само собой разумеющимся наличие прислуги, теперь воспринимался им иначе.
