Дороти Иден - Виноградник Ярраби
Совершенно шокированная, Люси разглядывала пламенеющее лицо и сверкающие глаза Аделаиды с чувством зависти и явным неодобрением.
— Уж не Джемми ли?
— Как ты догадалась?
— Надо быть совсем глупой, чтобы не догадаться. Даже папа с мамой говорили о том, как часто ты с ним танцуешь. Ты выставила себя на посмешище, сказала мама.
— Мама до конца своих дней будет так говорить обо мне. Ей я никогда не угожу. Ну а папа?
В глазах Аделаиды внезапно зажглась такая тревога, что Люси стало ее нестерпимо жалко.
— Он ничего не имел против. Джемми ему нравится. Конечно, как рабочий.
— А что плохого в том, чтобы быть рабочим? Это лучше, чем быть бездельником и мотом, как наш дорогой братец. Рози еще не представляет, как она с ним намучается.
Люси резко поднялась и села в кровати.
— Адди! Ты говоришь это таким тоном, словно у тебя что-то серьезное с Джемми!
— Видишь ли, он меня поцеловал, — сказала Аделаида и опустила глаза; на губах ее появилась легкая мягкая улыбка. — На огороде, среди кочанов капусты. Звучит не слишком романтично, да? Но это было романтично. Мы вышли только, чтобы немного проветриться. И тут он неожиданно меня поцеловал.
— Не может быть, что это был первый поцелуй в твоей жизни, — сказала Люси, пытаясь придать своему голосу совершенно ей не свойственную интонацию этакого циника.
— Конечно нет. Но раньше меня просто чмокали. — Улыбка Аделаиды стала шире, а губы каким-то непонятным образом начали казаться более полными и красными. — Но это был не такой поцелуй, Люси, по-моему, я влюблена.
Люси снова откинулась на подушки, притянув простыни к самому лицу.
— В Джемми? — шепотом спросила она.
Теперь она была уже не только шокирована, но и испугана. Мама этого никогда не допустит. Никогда! Последуют бесконечные скандалы и неприятности, а Аделаида достаточно своенравна, чтобы натворить… да бог его знает что…
— Мне кажется, я всегда его любила. Это так же, как у Кита с Рози. Какие смешные, верные люди мы, Мэссинхэмы, ты не находишь? Такие постоянные в своих привязанностях! Кроме тебя, конечно. Или, может быть, ты все еще мечтаешь о Джордже Фицрое?
Голос Аделаиды уже не был саркастическим. Он был нежным, добрым, проникнутым чувством удивления, словно она открыла, что жизнь имеет еще одно какое-то измерение, и это делало ее терпимой по отношению ко всем, включая глупую робкую сестру.
— Ах, Адди! — сказала Люси, и на глазах ее выступили слезы.
Аделаида уронила платье на пол и стояла в одном лифе, потягиваясь и глубоко вздыхая.
— Но держи это в тайне, Лю. Мне нужно время подумать.
— Ты хочешь сказать — он сделал тебе предложение?
— Нет. И думаю, что не сделает. Он, как говорят, знает свое место, милый мой, родной Джем. Думаю, кончится тем, что это я сделаю ему предложение.
— Ты не посмеешь!
Аделаида снова вздохнула, продолжая улыбаться выводящей Люси из себя улыбкой.
— О, это изумительный сбор винограда! Каждая минута была восхитительной. У меня было такое ощущение, что во мне все бурлит, как в бродящем винном сусле. Мне хотелось, чтобы это длилось без конца. — Внезапно она прыгнула через всю комнату, приземлившись на своей кровати. — Конечно, если придется, я сама сделаю ему предложение.
— Однако он не настолько хорошо знает свое место, чтобы воздержаться от поцелуев, — сказала Люси.
Аделаида в ответ захихикала:
— Верно. И на том спасибо!
Утром впечатление было такое, будто Аделаида позабыла свои ночные признания. Впрочем, она была, пожалуй, какая-то уж чересчур притихшая. Мама решила, что она слитком наработалась на винограднике и слишком много танцевала, а может, и выпила больше, чем надо, свежего вина, которое папа имел глупость разрешать пить всем в ночь после сбора винограда. Люси наблюдала за сестрой с глубокой тревогой, но Аделаида держалась безукоризненно, что было ей совершенно несвойственно.
Она позволила примерить на ней бальное платье, которое должна была взять с собой в Лондон, а после этого согласилась сесть пришивать кружево к новым нижним юбкам, вместо того чтобы рваться вон из дома.
Люси надеялась и даже молилась о том, чтобы импульсивные признания сестры оказались просто результатом возбуждения и выпитого вина и чтобы при отрезвляющем свете дня она одумалась. До отплытия оставался ровно месяц. Ах, если бы Адди могла сохранить до тех пор спокойное, здравое расположение духа!
Но оказалось, что это всего лишь затишье перед бурей. Затишье, длившееся целые три недели.
Дом пребывал в состоянии постоянной суматохи: спешно дошивались платья и доделывались шляпы, надо было упаковывать коробки, решать, какие подарки привезти английским теткам, двоюродным братьям и сестрам. Люси начала вздыхать при мысли о разлуке с Эразмом. У него была очаровательная привычка при ее появлении свешиваться вниз, уцепившись одной лапой за верхнюю жердочку. С другими людьми он бывал нередко груб, а то и вовсе молчал, но на ее приветствие: «С добрым утром, Эразм!» — неизменно отвечал: «С добрым утром, Эразм», — мягким и ласковым тоном, неотличимым от ее собственного. Будет ли он по прошествии целого года помнить свои шутки?
Аделаида гораздо больше тревожилась за Разбойника, хотя волноваться ей было незачем. Джемми будет регулярно давать ее коню возможность поразмяться. Но Разбойник старел, и Аделаиду вдруг охватил страх, что он может в ее отсутствие умереть.
От этих тревожных дум она как-то раз пролежала всю ночь без сна и спустилась к завтраку с красными глазами.
— Папа, если Разбойник умрет, вы мне напишете и сообщите об этом, не правда ли? Вы не станете скрывать от меня ужасное известие?
Люси ожидала, что отец, по своему обыкновению, весело рассмеется. Вместо этого он спокойно сказал:
— Да, Адди, я напишу и извещу тебя. Я также напишу и сообщу, если какое-либо другое животное или человек в Ярраби скончается. Я даже позабочусь о том, чтобы тебя поставили в известность, если это произойдет со мной.
Он, конечно, пытался шутить. Но по какой-то причине Аделаида, пребывавшая во взвинченном состоянии, приняла его слова всерьез.
— Папа, что ты хочешь сказать? Ты чем-то болен?
— Моя болезнь — всего лишь пожилой возраст.
— Папа, не шути такими вещами!
Ко всеобщему удивлению, Аделаида отшвырнула от себя нож и вилку и разразилась слезами. Вошедшая в этот момент Юджиния, пораженная, воскликнула:
— Аделаида в слезах? Что такое случилось?
— Ей, как видно, внезапно пришла в голову мрачная мысль, что либо я, либо Разбойник, или еще кто-нибудь может умереть, пока вы будете отсутствовать, — ответил Гилберт. — Я только сказал, что вам об этом сообщат.
