Мэри Бэлоу - Просто незабываемая
– Полагаю, – первым заговорил он, – что вы, мисс Аллард, имели в виду себя одну. Но вы совершенно правы – пора в постель. Если мы будем продолжать сидеть здесь, то боюсь, заснем, а потом, когда камин прогорит, проснемся с затекшими шеями и замерзшими ногами. Идите наверх, а я сгребу угли в кучу и поставлю экран. Я проверю и кухонный камин, хотя, думаю, Питере и ваш Томас еще некоторое время будут там играть в карты и недовольно ворчать друг на друга.
Продолжая говорить, он поднялся с кресла и нагнулся над камином.
Вставая, Фрэнсис не была уверена, удержат ли ее ноги. До чего отвратительная обмолвка! Все-таки ей следовало оставаться в кухне.
– Доброй ночи, мистер Маршалл, – сказала она его спине.
– Вы еще здесь? – Он выпрямился и, повернувшись к ней, насмешливо поднял бровь: – Доброй ночи, мисс Аллард.
Задержавшись только для того, чтобы взять со стойки одну из свечей, Фрэнсис торопливо поднялась по лестнице к себе в комнату и с удивлением увидела горящий камин. Хотя мистер Маршалл обещал сказать Уолли, чтобы тот развел огонь, она не слышала, чтобы он отдавал ему распоряжение. Быстро раздевшись и приготовившись ко сну, она нырнула под одеяла и накрылась с головой, словно стараясь заглушить свои мысли.
Но, кроме мыслей, существовали еще и чувства – и они определенно принадлежали не той женщине, которая провозглашала спокойную удовлетворенность жизнью. Ее грудь неприятно затвердела, низ живота пульсировал, внутренняя часть бедер болела, а она была не столь наивна, чтобы не распознать симптомов того, что это означало.
Она хотела мужчину, которого совсем не знала – а если бы знала, то, вероятно, не хотела бы – и которого даже презирала на протяжении нескольких часов. Какое унижение!
Лежа под одеялами, Фрэнсис напряженно ждала звука его шагов, когда он будет подниматься по лестнице в свою комнату, но, несмотря на то что долго не спала, так и не услышала, когда он прошел.
Проснувшись на следующее утро и взглянув в окно своей спальни через маленький круг, который он очистил теплым дыханием, Лусиус увидел, что снег уже перестал идти. Но его выпало много, ветер намел большие сугробы, небо по-прежнему было затянуто тучами, и, если судить по температуре в комнате, снег не очень-то собирался таять.
Хотя было еще слишком темно, чтобы он мог как следует разглядеть окрестности, тем не менее все свидетельствовало от том, что сегодня никто никуда не поедет.
Лусиус ожидал, что его снова охватит уныние и плохое настроение, и удивился, вместо этого почувствовав такой прилив энергии, какого не испытывал с самого начала Рождества. Нет, конечно, в его жизни ничего не изменилось, но судьба подарила ему небольшую передышку.
Лусиус с трудом представлял себе, что мог застрять в жалкой второразрядной провинциальной гостинице без своего камердинера – и без большинства других удобств, которые всегда были для него сами собой разумеющимися.
Он побрился, довольствуясь холодной водой, стоявшей в кувшине на умывальнике с прошлого вечера, оделся, потом натянул свои высокие сапоги, надел пальто и шляпу и, держа в руке кожаные перчатки, спустился по лестнице. Все было погружено во тьму. Как он и ожидал, Уолли еще не проснулся, и кучера, вероятно, тоже оставались в своих постелях. Они еще играли в карты, громко выражая сомнения в честности друг друга, когда уже глубоко за полночь он решил, что может безопасно отправиться спать, то есть безопасно для собственного душевного спокойствия. Когда Фрэнсис сказала, что пора в постель, он на несколько мгновений почувствовал – опять! – что он на грани помешательства.
В это утро Лусиус ощущал необыкновенную бодрость, несмотря на то что спал мало. А так как он не мог ни совершить верховую прогулку – свою любимую разминку ранним утром, – ни боксировать, ни фехтовать, что было бы стоящей заменой, он решил, что уберет снег от двери, и, натянув перчатки, вышел в сумерки приближающегося дня. Пробравшись к конюшне, чтобы раздобыть лопату или метлу, он увидел, что Питере уже там и чистит лошадей. С его помощью он нашел то, что искал.
– Если хотите, хозяин, я сам этим займусь, когда закончу здесь, – предложил Питере. – По мне, уж лучше разгребать снег, чем снова мыть чертову посуду. Но вижу, вы просто горите желанием сделать что-то полезное. Что ж, давайте.
– Премного тебе благодарен, – сухо откликнулся Лусиус и, взяв лопату, принялся за работу.
В разгорающемся утреннем свете он увидел, что гостиница стоит на некотором расстоянии от деревни, которая, как он и предполагал, действительно существовала, но связывающая их дорога была занесена снегом настолько, что невозможно было определить, где именно она находится. Не похоже, чтобы сегодня кто-нибудь пожаловал, даже если жаждущие эля знали, что владелец должен быть дома, и еще менее вероятно, что Паркеры в состоянии вернуться.
После того как Лусиус потратил час на то, чтобы расчистить дорожку от двери до конюшни, и еще час, чтобы проложить путь от двери до того, что, по его оценке, было дорогой, ему стало жарко, он тяжело дышал и был полон энергии. Пока он работал, взошло солнце – во всяком случае, он так полагал, – но небо оставалось затянутым тучами, и оттуда изредка срывались снежинки, однако в мире по крайней мере стало светло.
Убирая снег рядом с гостиницей, он выпрямился и заглянул в окно, которое, по его соображению; выходило из кухни.
Фрэнсис Аллард уже встала и хлопотала возле плиты. Она была гладко причесана, одета в почти такое же платье, что и накануне, только оно было кремовым и больше шло ей, и была так же завернута в огромный фартук. Он не мог сказать, сама ли она заложила в печь дрова и разожгла огонь, но камин, по-видимому, горел уже довольно давно. Из носика чайника вырывалась струйка пара, на плите что-то варилось, на столе стояла миска с чем-то похожим на взбитые яйца – и Лусиус внезапно осознал, что зверски голоден.
Странно, но эта домашняя сцена очаровала его – и весьма возбудила. В облике женщины, занятой приготовлением пищи, в том, как она наклонялась и поворачивалась, было что-то почти эротическое.
Но эту мысль ему определенно не следовало развивать дальше. Она школьная учительница и добродетельна сверх меры – другими словами, ему не на что было рассчитывать.
Словно почувствовав на себе его взгляд, Фрэнсис обернулась и увидела, что Лусиус смотрит на нее. И – проклятие! – она действительно улыбалась и великолепно выглядела в это раннее утро. Эта ее улыбка была смертельным оружием, и в сложившихся обстоятельствах он был бы просто счастлив, если бы она не обращала это оружие против него.
