Джиллиан Хантер - Дьявольские наслаждения
Эйдриан опять припал к ее влажным, распухшим губам, руки искали самые уязвимые места. У нее изогнулась спина, тело просило дать то, в чем стыдно признаться. В горле застрял стон.
Но он услышал это, и глаза его сверкнули — он все понял. Не дав ей опомниться, он прижался лицом к ее груди и сквозь тонкую шелковую ткань взял в рот сосок.
Эмма Боскасл позволяет едва знакомому мужчине ласкать ей грудь! Какое неприличие! По телу разлилось тепло, как будто ее согрели солнечные лучи.
— Лорд Вулвертон, — не в силах побороть чувственную дрожь, произнесла она, — это плохо для вашего здоровья.
— Поверьте мне, это не так, — ответил он, облизывая ей сосок.
— А как же ваша рана?
Он поднял голову и поцеловал ее в губы. Она снова застонала.
— Какая рана? У вас прекрасное тело, Эмма Боскасл, и острый ум. Я не сводил с вас глаз во время свадьбы.
— Это из-за моего ума или тела? — прошептала она. Стоит ли смущаться от его вопроса? Ведь то, что он с ней проделывает, намного хуже. Соски у нее бесстыдно налились. Да она открыто предлагает ему себя — свою грудь, по крайней мере.
— Мне понравилось и то и другое, — с улыбкой ответил он. — Вы притягивали меня.
— Вы захотели меня… на свадьбе?
— Да, — признался он. — Вас это оскорбляет?
— Перед всеми гостями? — еле слышно спросила она. Он нежно покусывал ей грудь, а она… она не могла его остановить. Ее жаркое лоно сделалось влажным. Что будет, если его проворная рука проникнет внутрь?
— Хватит, — хрипло произнесла она.
— А мне — нет. Буду откровенен — мне этого мало, — прошептал он.
Она с трудом сглотнула.
— Иногда излишняя откровенность ни к чему. Он на секунду застыл, но тут же возобновил поцелуи.
— Я не согласен, — чувственным шепотом произнес он. — Мы оба вышли из юного возраста… и к тому же познали любовь раньше.
— Но не друг с другом.
— Разве это не делает любовь еще более заманчивой?
— Я вдова, и эта часть моей жизни закончена.
— Вы женщина, Эмма. И это никогда не изменится.
— Изменилось, — с долей горечи вымолвила она.
— А я уж и не помню, когда меня так тянуло к женщине, — глухо произнес он.
Его рука оказалась у нее между бедер. Она закусила губу. Его прикосновения — это пытка. Но еще большая пытка ждать, что он ее коснется. Она боялась шелохнуться.
Эмма посмотрела на свои ноги — они голые, а халат бесстыдно задран. Какие они с Эйдрианом разные! Он, не задумываясь, грешит, а она старательно отгоняет от себя греховные помыслы.
Если бы ученицы увидели ее сейчас, вот бы они повеселились! Эмма Боскасл, отбросив все те правила, которыми славилась ее академия, и, забыв о личном самопожертвовании ради идей воспитания, лежит в постели с неотразимым аристократом.
— Мадам, я в вашей власти, — неожиданно прервал он затянувшееся молчание.
— В моей власти? — еле слышно переспросила она.
— Кажется, я потерял рассудок, — прошептал он тоном кающегося грешника.
— Вы точно не найдете его под моей юбкой.
Он засмеялся, и огромные руки сомкнулись у нее на талии.
— Эмма, Эмма, я умираю от желания. Ну зачем вы одна из Боскаслов?
— Я много раз задавала себе тот же вопрос.
Его рука переместилась к вырезу халата и расстегнула пуговицы, открыв налившуюся белую грудь с розовыми сосками.
— Как красиво, — прошептал он. — А там внизу… все такое же прелестное и нежное?
У нее сдавило гортань, когда рука Эйдриана оказалась в теплой ложбинке между бедер.
— Ох, Эмма, — он прикрыл глаза, — вы уже вся влажная. Позвольте мне дойти до конца.
— Дойти… — Она покраснела от стыда, но не сделала ни малейшего движения, чтобы помешать ему.
— Вам это необходимо.
Она почувствовала, как загрубевшие костяшки пальцев, пробежав по бугорку, переместились к потаенным складочкам. Она ждала.
— Разве не так? — пробормотал он.
Эмма закрыла глаза. Глубоко внутри живота разгоралось желание.
Он наклонил голову и с нежностью облизал кончики сосков. У нее запылало лицо, жар охватил все тело.
— Я не могу… — Голос у нее дрогнул.
— Тише. Я сам все сделаю. — Большим пальцем он водил по нежным соскам, пока она не задрожала от приливов болезненного наслаждения.
Он придвинулся к ней и прижался своим напрягшимся, пульсирующим членом к ее обнаженному животу. Она ощутила это сквозь его нижние батистовые штаны и халат.
— Почему я все это вам позволяю? — простонала она.
— Потому что ваше тело этого просит. Милая Эмма, вы меня не оттолкнете?
Он погладил мягкий пушистый холмик и медленно просунул два мозолистых пальца внутрь ее лона. От этих осторожных движений у нее перехватило дыхание. Поцеловав ее в лоб, он спросил:
— Сколько времени прошло с тех пор, как вы допустили до себя мужчину?
Она не могла поверить своим ушам.
— Вы наглец.
Он засмеялся.
— С моей наглостью мы разберемся потом, хорошо? А сейчас займемся вами.
Какой стыд! А он положил руку ей на живот и, не сводя глаз с ее лица, нащупал глубоко спрятанный под мягким бугорком крошечный бутончик. У нее приподнялись бедра.
Эмма сама не понимала, чего она хочет. Хочет, чтобы он ее отпустил или нет? Она готова ко всему. Он снова ее поцеловал, заглушая тихие стоны. Твердое бедро Эйдриана прижалось к ее бедру. Эмма положила руку на его могучее плечо. Он не стеснен никакими запретами, свободен в своих порывах и прекрасен, как античный бог.
Еще мгновение, и она его остановит.
А сейчас… сейчас она не, могла оторваться от его великолепного лица, от сверкающих жаром глаз. Настоящий мужчина.
Где-то за пределами дома слышался грохот колес экипажей и цоканье копыт по булыжной мостовой. Эмма провела рукой по его загорелой шее и почувствовала, как от ее нерешительного прикосновения он напрягся. Глубоко вздохнув, он прижался к ней. Его пальцы снова трогали и легонько нажимали на спрятанный в глубине нежных складочек бутончик. Она горела, полная желания вкусить запретный плод. Эйдриан понимал, что с ней творится, понимал ее страхи и нерешительность.
Дом брата.
Ее ученицы.
Он — почти чужой человек.
Виконтессу Лайонс соблазняет мужчина, с которым она знакома всего пару часов.
Большая теплая рука легла ей на грудь, а ловкие пальцы другой руки продолжали двигаться в ее набухшем, влажном лоне. Ей казалось, что кровь у нее внутри бурлит.
— Слишком долго я ждал, — прошептал он. — Когда я встретил вас сегодня, и мы разговорились, я почувствовал себя так, будто мы знали друг друга раньше.
— Меньше, чем день, — еле слышно прошептала она.