Дженнифер Блейк - Узник страсти
– Для дальнего путешествия так даже лучше.
– Но он истекает кровью.
– Из ран на голове всегда много крови. Мы порвем его рубашку на бинты и перевяжем его. Если вы подержите дверь, мамзель, мы затащим его в экипаж, пока нами не заинтересовались.
– Да, – сказала она, вздрогнув, и ошеломленно глядя по сторонам. – Да.
Скорее торопясь, чем соблюдая осторожность, они сунули Равеля Дюральда в ландо. Аня забралась внутрь и захлопнула за собой дверь. Экипаж рывком тронулся с места, так что она упала на своего пленника, лежащего на сиденье. За те несколько секунд, которые она находилась в таком положении, она успела ощутить мускулистость его тела. Она торопливо оттолкнулась и стала на колени рядом с ним. Она подсунула руку ему под голову, чтобы проверить, насколько велика рана, и, почувствовав на руке теплую кровь, ощутила угрызения совести.
Она была преступно самоуверенна. Она должна была понимать, что совсем не так легко похитить мужчину и сделать его пленником. Ее план был слишком прост. Она отвлечет Равеля, а Самсон и Илайджа оглушат его сзади. Потом они свяжут ему руки и ноги, если это будет необходимо, положат его в экипаж, и все будет позади.
Это сработало. И все же Аня была почти не рада этому. Когда они отправились в казавшееся ей кошмарным сном путешествие в «Бо Рефьюж», Аня была способна только жестоко укорять себя за то, что не смогла предусмотреть того, что все может пойти не совсем так, как она предполагала.
Самсон, ехавший теперь внутри экипажа вместе с Аней, помог ей снять с Равеля накидку и сюртук. Дрожащими пальцами Аня сняла с него галстук и расстегнула рубашку, а потом держала его, прижав к себе, пока Самсон стаскивал с него рубашку. К тому времени когда они порвали ее на бинты, кровью Равеля были испачканы не только кожаные сиденья, но и плащ Ани, и ее индейский костюм. Кровотечение было настолько сильным, что через пару кварталов она была вынуждена остановить экипаж, чтобы Илайджа зажег фонари, свет которых был нужен для того, чтобы перевязать рану Дюральда. После этого они снова продолжили путь, а Аня положила его голову себе на колени, чтобы смягчить тряску.
Он лежал неподвижно и безжизненно, она чувствовала всю тяжесть его бессильного Тела. Под бронзовой кожей лица проступала бледность. Вглядываясь в него, она обнаружила, что он обладал особой мужественной красотой – высокий лоб, густые темные брови и большие выдающиеся скулы, плавно переходившие в худые щеки. Глаза, глубоко посаженные в глазницах, были затенены густыми ресницами. Четко очерченные губы чувственно изгибались, а в уголках рта были маленькие серповидные морщинки, смягчавшие суровые черты. Квадратный подбородок был гладко выбрит, хотя под кожей просвечивала едва заметная иссиня-черная тень. Волосы, не скрытые повязкой, были коротко подстрижены, чтобы не завивались кудрями, но они лежали кольцами за ушами и на затылке, спадали на лоб упругими завитками.
Что если она убила его? Казалось невозможным, чтобы мужчина настолько сильный и мужественный умер так легко, но ведь ранения головы были одними из самых опасных. Как бы она ни презирала его, она не хотела быть виновницей его смерти.
Она просунула руку под пелерину, которой они обернули его, и положила ее на сердце. Ощутив ладонью его сильное размеренное биение, она немного успокоилась. Его кожа была мягкой и теплой, покрытой густыми волосами, которые показались ей жесткими. Она ощутила упругие мышцы его грудной клетки. Она слегка задержала на них свое прикосновение. Невольно сделала ладонью мягкое круговое движение и прикоснулась кончиком указательного пальца к его плоскому соску. Она отдернула руку так, будто обожглась, и в темноте почувствовала, что густо покраснела. Ей стало так стыдно, как будто ее застали за актом промискуитета. Прошло достаточно времени, прежде чем она убедила себя в том, что это было всего лишь желание унять боль, которое она могла бы ощутить по отношению к любому раненому. Через некоторое время она пришла в себя.
Экипаж подпрыгивал и раскачивался на рессорах. Снова Аня была вынуждена обнимать своего пленника за плечи и прижимать к себе, чтобы уберечь от падения на пол. Его длинные ноги сползли с сиденья, одна из них, согнутая в колене, упиралась в противоположную дверь, а другая была вытянута в проходе. Аня была прижата в углу так, что у нее не было возможности даже пошевелиться. Все ее тело одеревенело, спина и руки болели от постоянных усилий удержать его. Бедро, на котором лежала его голова, совершенно онемело.
Она бросила взгляд на Самсона. Его голова была запрокинута назад, и он весьма неделикатно храпел. Было такое ощущение, как будто она одна в карете с Равелем Дюральдом и его жизнь в ее руках. Она не хотела брать на себя такую ответственность, но она сама взяла ее на себя и не сможет теперь ее избежать.
Если он умрет, это будет ее вина. Она предстанет перед судом по обвинению в убийстве. Ей нечего будет сказать, чтобы снять с себя это обвинение, ей просто повезет, если она сможет спасти Самсона и Илайджу от виселицы. Быть причиной смерти троих – ужасно! Лучше самой донести высшую меру наказания, чем провести остаток жизни с таким грузом на душе.
А вдруг их кто-нибудь заметил? А вдруг кто-нибудь узнал экипаж или Самсона с Илайджей? Рост и сила этих двух негров делали их весьма запоминающимися, и она должна была подумать об этом. Уже сейчас, возможно, полиция готовит группу преследования, а может быть, за ними уже началась погоня. Их могут перехватить на дороге и обнаружат у нее на коленях Равеля, покрытого запекшейся кровью. Все тут же выйдет наружу.
Аня могла пренебречь мнением окружающих и даже иногда совершать весьма необдуманные поступки, но она никогда не оказывалась вовлеченной во что-либо действительно скандальное. Если сейчас вся эта история с Равелем Дюральдом раскроется, фурор будет просто необыкновенный. Мадам Роза вряд ли сможет объяснить своим друзьям действия падчерицы ее молодостью или несчастьями. Мачеха будет просто убита, а Селестине будет стыдно даже выйти из дому. Муррей станет предметом всеобщих насмешек, если обнаружится, что сестра его будущей жены предотвратила появление его соперника на месте дуэли.
Нет. Она не должна думать об этом. Дела на самом деле достаточно плохи, но не до такой степени. Пленник у нее в руках. Она направляется в «Бо Рефьюж». Ей нужно продержать его взаперти чуть больше двадцати четырех часов, после чего все снова станет на свои места.
Аня бросила взгляд на неподвижно лежащее у нее на коленях тело. Никогда раньше она не оказывалась так близко и долго с мужчиной. Отец нежно любил ее, но он всегда был сдержан в проявлении своих чувств. Жан, будучи совершенным джентльменом, редко прикасался к ней больше чем на несколько секунд, которые были нужны, чтобы помочь ей выйти из экипажа. Иногда он нежно обнимал ее, например, чтобы успокоить, но уже через мгновение убирал руки. Она никогда не знала, боялся ли он причинить ей боль или испугать ее, или он боялся сам себя, а может быть, его сдерживали суровые правила приличий.
