Виктория Холт - Змеиное гнездо
– Ее прежняя гувернантка отбыла в большой спешке. Я подозреваю, она была недостаточно компетентна.
Я не могла не вмешаться:
– Мисс Милн была очень хорошей гувернанткой, папа. Мне было интересно учиться.
– Конечно, так и должно быть, – сказала мисс Грей. – Я намерена стать для тебя не менее интересной.
– Моей дочери скоро начинать светскую жизнь. Правда, время для этого еще не настало. Но ее семнадцатилетие не за горами.
– Несомненно вы правы.
Разговор шел о всякой всячине. Я узнала, что мисс Грей приехала в Эдинбург недавно. Родом же она была из Лондона.
– А как вам показались наши шотландские порядки? – чуть ли не игриво спросил отец.
– Они, на мой вкус, божественны, – ответила она.
Я взглянула на отца с недоумением – не кажется ли ему происходящее богохульственным. Я редко употребляла такие слова даже в мыслях. Мисс Грей опустила глаза, веероподобные черные ресницы оттеняли белизну кожи, полные красные губы улыбались, а маленький носик и большой рот придавали ей вид очень ласковой кошечки. Во взгляде отца читалась снисходительность. Его губы слегка подергивались, как случалось, когда что-нибудь, сказанное мамой, восхищало его и одновременно чуть шокировало.
– Надеюсь, – сказал он, – что ваши первые впечатления не изменятся.
Я оставила их за кофе в столовой.
Удивительный был вечер. Все вдруг стало другим… даже отец.
На исходе нескольких следующих недель выяснилось, что я почти ничего не знаю о Зилле Грей. Я то и дело видела в ней двух… нет, пожалуй, даже больше разных людей. Казалось, ей не составляет никакого труда становиться то одним человеком, то совсем иным. Перед отцом она выступала в качестве едва ли не благородной дамы, которую обстоятельства вынудили зарабатывать на жизнь. Так обстояло дело со многими гувернантками: обычно они безропотно прятались от жизни, хорошо сознавая ограниченность своих возможностей, и никогда не знали, к какому же классу они принадлежат, хотя с очевидностью – не к высшему и не к низшему тоже. Зилла Грей была особым случаем. Она имела привычку опускать глаза, но никакой приниженности в ней я не замечала. Я подозревала, что она все делала с расчетом, к примеру, чтобы самым естественным образом привлекать внимание к своим длинным густым ресницам. Она определенно была с хитрецой и очень хорошо представляла, как вести себя с отцом; в результате он принимал ее целиком и полностью.
Со мною она вела себя гораздо вольнее. Иногда отбрасывала всякое притворство: тогда она хохотала во весь голос, и я замечала, что даже речь ее немного изменялась, становилась живее и естественнее.
Скоро мне стало ясно, что уроков в обычном понимании у меня больше не будет.
– Я должна подготовить тебя для общества – такова воля твоего отца, – возвестила она.
Меня это поразило. Я не могла представить, чтобы она блистала в эдинбургском обществе или хотя бы была принята в нем. Чему же она собиралась меня научить?
Я спросила, чему я должна научиться.
– Как одеваться – во-первых, – отвечала она. – Ты должна уметь преподнести себя в наиболее выгодном свете. Ты можешь быть почти красавицей.
– Могу быть? – удивилась я. – Красота либо есть, либо ее нет, разве не так?
Она подмигнула мне. Находясь в игривом настроении, она так часто делала.
– Это один из уроков, который я собираюсь преподать тебе. О, мы с тобой получим массу удовольствия.
Она заявила затем, что мне необходимо обучиться танцам.
– Бальным танцам, конечно, – добавила она. – Есть тут кто-нибудь, умеющий играть на пианино?
– Не думаю. Я брала уроки. Мисс Милн, моя предыдущая гувернантка, хорошо играла.
– Ты ведь не можешь играть и танцевать в одно и то же время, верно? Я подумаю, что можно сделать. Мне не составит труда отбивать ритм какого-нибудь танца, но ведь тебе понадобится партнер, а где взять его?
– Вы имеете в виду одну из служанок?
– Посмотрим. Я научу тебя ходить.
– Ходить?
– Да, изящно. Чтобы выглядеть наилучшим образом.
– А что же с уроками… книгами и прочим?
Она сморщила свой кошачий носик и рассмеялась.
– Неужели мы с этим не разберемся?
Зилла установила свои порядки. Довольно часто уходила из дома и отсутствовала по нескольку часов. Я не имела представления, где она бывает.
– Ну и дела творятся в нашем доме, если хотите знать мое мнение, – сказала как-то миссис Керквелл. – Я намекнула об этом хозяину и получила совет заниматься своими делами. Не понимаю, куда катится мир.
В самом деле многое казалось странным.
Всего через неделю после водворения в нашем доме мисс Грей однажды потребовала экипаж для своих нужд. Хэмиш послушно появился у двери дома, словно гувернантка была одним из членов семьи.
Керквеллы наблюдали за происходящим у одного из окон, когда я увидела их.
– Что же это все значит? – спросила миссис Керквелл мужа, не подозревая, что я рядом.
– Сдается мне, здесь что-то не так просто, – ответил он.
И тут они заметили меня.
– Эта мисс Грей укатила в экипаже, сказала миссис Керквелл.
– Я знаю.
– Можно подумать, она тут хозяйка. Не представляю, что скажет об этом хозяин.
Экономка терзалась понапрасну – хозяин ничего не сказал мисс Грей.
Должно быть, во время своих разъездов гувернантка решила, что моим партнером по танцам должен стать Хэмиш.
Когда она послала за ним, я пришла в ужас. Я неизменно находила Хэмиша отталкивающим, и тем более неприятными были для меня интимные прикосновения этого человека в танце. Я не могла забыть его с Китти на кровати.
Мисс Грей показала танец, сначала в паре со мной, потом – с Хэмишем. Она напевала мотив, и танцевала, должна это признать, с большим изяществом. Расположив руки в нужном положении, она порхала и приговаривала:
– Смотри внимательно. Раз-два, раз-два-три… джентльмен ведет ее… вот так. Давай-ка попробуем с тобой, Хэмиш, а Девина пускай посмотрит. Потом я поведу Девину, а смотреть будешь ты… а дальше будет очередь вас обоих. О дорогая, как нам нужен кто-нибудь за пианино.
Она повернулась ко мне и обняла, как положено в танце. От нее пахло мускусом и розовым маслом. Я видела совсем рядом ее белые зубы и плотно сжатые жадные губы – но танцевать с нею было чудесно. И совсем не чудесно с Хэмишем.
Он усмехался. Думаю, он догадывался о моих чувствах, и я его забавляла.
Я полюбила бы эти танцевальные занятия, если бы не Хэмиш.
Миссис Керквилл была потрясена, узнав, что кучер – мой партнер во время уроков, потрясена настолько, что осмелилась ворваться в кабинет отца и открыть ему глаза на этот кошмар.
Она была еще более озадачена и раздражена, выйдя оттуда, и, забыв, что мне не следовало бы этого слышать, рассказала Бесс в моем присутствии о том, как проходила беседа.
