Ли Гринвуд - Ферн

– Как я могу решать такие вещи, если я вообще тебя не знаю? – сказал он. – Откуда мне знать, может быть, ты любишь кастрированных мужчин.

– Ты всегда говоришь такие ужасы? – спросила она, и ее передернуло.

– Я бы не стал лишать наследства этих бедных бычков, – заметил он. – Было ужасно слушать, как абсолютно спокойно ты говоришь об этой процедуре. Я-то думал, что даже здесь, в Канзасе, женщины все же добросердечны, что…

– Ты совсем и не думал об этом, – выпалила она, объезжая Мэдисона вокруг, что привело в некоторое замешательство ее коня, который никак не мог взять в толк, что бы это могло значить: то хозяйка останавливает его на всем скаку, то зачем-то сворачивает в сторону – ведь коров-то, вроде, не видать. Ты говоришь это, чтобы позлить меня.

– И, кажется, я преуспел.

– Несомненно, – сказала Ферн, выводя конягу опять на дорогу и вонзая в его бока шпоры. – Если ты хочешь попасть на ферму Коннора, – крикнула она Мэдисону, – кончай болтать и скачи за мной.

Ее конь мчался галопом, но Мэдисон вновь догнал Ферн буквально через минуту.

– Зачем ты отрываешься от меня? – спросил он.

На мгновение ей показалось, что он хочет извиниться. Но это было невозможно. Такие типы, как он, никогда не извиняются.

– Я не отрываюсь от тебя. Просто ты меня доводишь.

– Больше не буду. Так вот как выглядит ваша прерия, – сказал он, оглядываясь по сторонам, – я-то думал, что она такая же плоская и сухая, как грудь старой девы.

– Ты действительно отвратительный человек, – сказала Ферн. – Есть для тебя на свете что-нибудь святое?

– Правда. Правду я уважаю.

Его ответ чуть не прикончил ее. Она ожидала, что он скажет: власть, деньги…

– Все уважают правду, – сказала она.

– Здесь ты ошибаешься. Большинство людей ее боится. На самом деле, мир держится на лжи и притворстве. Голая правда уничтожит нас всех.

– От такого, как ты, я ожидала услышать нечто подобное, – воскликнула Ферн, – ты понятия не имеешь о настоящей честности и порядочности.

– Что ж я за человек в таком случае? – спросил он, пристально посмотрев на нее и смутив своим взглядом. – И почему ты считаешь, что я не имею понятия о честности?

Она хотела ответить, но передумала. В нем что-то изменилось вдруг. Выражение добродушного поддразнивания исчезло с его лица, как, впрочем, и улыбка. Даже глаза перестали смеяться. Он просто смотрел на нее.

У него такой трюк. Он обезоруживает своих респондентов, заставляя их говорить или делать что-то бездумно.

(Но со мной это не пройдет. Я ему скажу все, что про него думаю.)

– Я думаю, что ты ловкий адвокат, готовый сделать все для богатых клиентов.

– Ну и?

Она сглотнула слюну.

– И, я думаю, что никакой закон для тебя не писан. Ты оправдаешь любого за деньги.

Вот она и сказала. И хотя теперь она его уже не боялась, чувствовала Ферн себя неважно.

– Ты, по крайней мере, не боишься говорить правду, – произнес он и пристроился на своем Бастере позади ее невзрачного коняги.

Что он имеет в виду? Да, она никогда не боялась правды. Вот почему, прежде всего она стала вести себя, как парень. Она не могла вспомнить, когда впервые поняла, что ее отец хотел сына, а не дочь. Кажется, она всегда знала об этом.

Но Ферн помнила, когда она решила, что не хочет быть девочкой. Это случилось на дне рождения Бетти Льюис, когда той исполнилось тринадцать. Ферн пришла в штанах, как обычно. Все остальные девочки были в платьях. Бетти была самая красивая. Некоторые девочки стали шептаться между собой и показывать пальцами на Ферн. Даже Бетти хихикнула. Ферн подарила подружке пару перчаток из кожи для верховой езды. У Бетти была очень нежная кожа.

И Бетти никогда не ездила верхом. Она боялась лошадей.

В последующие годы пропасть между Ферн и другими девочками становилась все шире, пока, наконец, они вообще не изгнали ее из своего круга. Она стала отверженной среди особ своего пола. Пришлось признать – с женщинами ей не по пути. С тех пор она не боялась правды.

– Ну вот, приехали, – сказала Ферн, останавливаясь перед покинутым домиком из дерна на берегу реки Смоки Хилл. – Здесь нашли тело Троя.

– Ты говоришь, это случилось ночью? – спросил Мэдисон. Он слез с коня, опустил поводья, которые упали на землю. Ферн удивило, откуда он знает все эти деревенские дела, как обращаться с лошадьми и все такое.

– Где-то после полуночи, как утверждает Дейв Банч. Той ночью было довольно темно, но все же видеть можно было. В прерии всегда светлее, чем в любом другом месте. Даже если небо все в тучах, и то какой-то свет пробивается.

Мэдисон молчал. Он вошел в домик, который давно был покинут, но пребывал в неплохом состоянии. Три стены и крыша были сделаны из дерна. Четвертой стеной являлся холм на берегу реки. От этого в домике летом было прохладно, а зимой тепло.

– Фонаря тут не находили? – спросил Мэдисон, выходя из домика.

– А зачем здесь фонарь нужен?

– В доме белого слона ночью не увидишь без фонаря. Даже когда солнце бьет в окна, и то в углах почти ничего не видно.

Об этом она и не подумала. Она бывала на ферме только днем. Ферн слезла с коня и вошла в домик. Сначала, пока глаза не привыкли, она не могла ничего различить. Единственное окошко было все в пыли и затянуто паутиной. Свет через него практически не проникал.

– Что Трои здесь делал?

– Я не знаю. Он жил здесь, когда работал на нас, но после того как бросил работу, переехал в город.

– Может быть, его подстрелили в городе, и он приехал сюда, чтобы спрятаться от преследователей.

Возможно. Но тогда Хэн должен был преследовать его и опять стрелять в Троя. Ведь Дейв говорит, что слышал тут выстрел. Прямо через несколько минут после того, как он увидел Хэна.

– Он сказал, что узнал лошадь Хэна. Я не помню, чтобы кто-то говорил, что он опознал самого Хэна.

– Пусть кто-то другой попробует проехать на этой сумасшедшей лошади. Если кто-то на ней ехал, то только твой брат.

Она видела по выражению лица Мэдисона, что он запоминает этот факт, чтобы потом его проверить. Здесь может быть некий сюрприз. Белый жеребец Хэна был так же знаменит, как и сам Хэн. Это был весьма своенравный зверь.

– Твой двоюродный брат говорил кому-нибудь, что отправляется сюда?

– Никто не видел его с того утра.

– Когда же шериф нашел его?

– Через час после того, как вернулся Дейв.

– Кто-нибудь обратил внимание на тело? В смысле, оно уже остыло?

– Я не знаю… хотя, кто-то говорил, что Трои был уже окоченевший.

– На земле были какие-нибудь следы того, что парня волокли?

– Никто не обратил на это никакого внимания. А зачем? Трои же был мертв и все знали, кто его убил.