Симона Вилар - Любовь изгнанницы
Она почему-то вспомнила мокрое утро в старом Арденском лесу, когда они бежали из Уорвик-Кастл. Тогда Филипу в первый раз пришлось решать за нее, выбирать между нею и долгом. Тогда она победила. Позже, в Бордо, не смогла… Но сейчас же все было иным.
Филипу предстояло посягнуть на устои, которые питали его с детства. Увезти женщину, на которую он не имел никаких прав, которая была женой другого! Под силу ли это ему? Неважно. Теперь все это неважно, потому что Анна твердо решила, что подчинится любому его решению.
В эту минуту в хижину буквально вкатился один из ратников Майсгрейва.
– Король! Сюда едет сам король!
Следом вошел Освальд Брук, еще какие-то люди. Лицо Оливера было неподвижно, словно сведено судорогой. Встретившись взглядом с Анной, он коротким кивком указал на дверь. Анна поняла, что у нее еще есть шанс избежать встречи с Эдуардом Йорком. Но как это сделать, чтобы люди Филипа ничего не заподозрили?
– Господь всемогущий! Король! Король скачет сюда, а я в таком наряде!
Она растолкала ратников и, выскочив из хижины, со всех ног бросилась к лесу и скрылась в орешнике как раз в тот миг, когда Эдуард показался на тропе.
Солдаты Майсгрейва громогласно приветствовали короля. Испуганный угольщик повалился ниц, увлекая за собой остолбеневшего сына.
Эдуард на ходу спрыгнул с коня, предоставив свите ловить его за повод. Его эскорт был невелик, и, оставив его, он, низко склонившись, вступил в хижину.
– Государь!
Филип попытался приподняться, но король мягким жестом не позволил ему сделать это.
– Лежите, сэр, прошу вас! Ах, Майсгрейв, вы и представить не можете, как я несказанно рад, что слухи о вашей гибели оказались ложными!
Давно ли Эдуард Йорк слепо ревновал и бешено ненавидел рыцаря Бурого Орла? Теперь многие в его окружении завидовали тому, как король приближает к себе барона, как превозносит его и ценит. Даже ближайший друг и соратник Эдуарда лорд Гастингс с тревогой поглядывал на Майсгрейва, чуя в нем потенциального соперника при дворе короля.
– Государь, великая честь для меня, что вы прибыли навестить меня на одре болезни.
– Поистине одр!..
Эдуард оглядел закоптелый очаг, тростниковую крышу.
– Мне непонятно было поначалу, почему один из моих приближенных предпочел эту хижину, тогда как мог бы разместиться в любом из моих замков. Но ваш оруженосец сказал, что вы в тяжелом состоянии и вас нельзя перевозить, так как рана требует покоя и еще раз покоя. Тогда я велел послать к вам итальянского лекаря. Говорят, он мертвых из могилы поднимает, но ваш юный оруженосец снова меня отговорил да еще и сразил наповал, сообщив, что за вами ухаживает жена я вам стало гораздо лучше. Что же это значит, милорд? Вы мой вассал, а я ничего не ведаю о столь значительном событии. Где же она, я желаю ее видеть!
Он огляделся, но, кроме хлопочущей у огня старухи, никого не увидел. У этой старухи были колдовские прозрачные глаза, и король на мгновение замер, глядя на нее. Потом, словно очнувшись, полез в кошелек и бросил ей шиллинг.
– Так где же она? – – снова обратился он к Майсгрейву.
Филип за это время успел собраться с мыслями.
– Она вряд ли сможет выйти к вам, государь. Ее можно извинить – леди Майсгрейв, спеша ко мне, захватила с собой всего одно платье.
Эдуард захохотал, хлопая себя по бедрам.
– О, если дама отказывается от беседы с королем только из-за того, что на ней неподходящее платье, – это настоящая женщина! Поверьте мне. Что ж, я буду рад, когда вы представите леди Майсгрейв ко двору, а Элизабет назначит ее своей придворной дамой. Филип ничего не ответил. Каждое слово короля разило его наповал. Леди Майсгрейв!.. Король уже оставил свои подозрения в отношении Элизабет Вудвиль. Он был теперь в нем уверен. Да и сама королева после рождения сына и полугодичного затворничества в Вестминстерском аббатстве так счастлива возвращением супруга!
Король принялся расспрашивать барона о его ранах. Майсгрейв попробовал отшутиться: слава Богу, ничего серьезного – разбита голова, сломана лодыжка и стрелой задето легкое. Эдуард поддержал шутку: разумеется, по сравнению с мучениями святого Себастьяна все это сущие пустяки и барон отнюдь не заслуживает канонизации.
Он казался беззаботным, но Майсгрейву бросились в глаза тени усталости на лице короля, покрасневшие словно от бессонницы, веки. Король мало походил на гордящегося своей победой полководца. Тогда он спросил напрямик, что занимает мысли старшего из Йорков.
– Я вижу, ты еще ни о чем не знаешь, – печалью проговорил король. – Ланкастерцы наконец пересекл! Британский канал. Маргарита Анжуйская с сыном в Англии. Они высадились на южном побережье, где еще сохранились силы Алой Розы. Маргарита – хитрая баба и тотчас распространила воззвания в Девоншире и Сомерсетшире. Сейчас у них уже более сорока тысяч воинов. Это больше, чем было у Уорвика под Барнетом. К ней примкнули Сомерсет и Оксфорд с остатками своих сил, и теперь она движется в Уэльс, где с отрядами Алой Розы ее поджидает граф Пемброк.
– Вы должны немедленно выступить ей наперерез, государь. Простите, что осмеливаюсь советовать…
– Все верно. Именно это я и намеревался сделать. Наш брат Глостер еще вчера с войском двинулся в этом направлении. Я выступаю завтра, едва будет предано земле тело Ричарда Невиля. Однако те силы, что есть у меня сегодня, слишком малы. Я собрал всех, кого смог, но у меня недостает людей, чтобы отправить их в Кент, где, по слухам, поднял мятеж против Белой Розы этот бешеный бастард Фокенберг.
– Ваше величество, Кент подождет. Главное сейчас – принц Уэльский и Маргарита Анжуйская. Прискорбно, что я сейчас в столь жалком состоянии и не в силах предложить вам свой меч. Но у меня наготове отряд, мои люди из Нейуорта. Примите их под свое начало, государь, и они будут биться с ланкастерцами не хуже, чем с шотландцами в Пограничье.
Эдуард поблагодарил, заметив, что сегодня каждый добрый клинок на счету. Для барона было очевидно, что не только из благих побуждений король прискакал из Лондона в это захолустье. Но что делать – носящие венец превыше всего обязаны ставить интересы державы. Многое изменилось. Когда Эдуард Йорк вознамерился жениться на красавице Элизабет Грэй, он не был таким. Таким он стал лишь после того, как Уорвик взял над ним верх, и Эдуард постиг, как легко лишиться трона и превратиться в изгоя.
Филип спросил, как в Лондоне было принято известие о победе под Барнетом. Лицо короля осветилось, и он поведал о новых пышных торжествах в городе.
Однако оживление его быстро угасло, и он заговорил об Уорвике.
– Его тело четыре дня лежало в соборе Святого Павла, и видели бы вы, какие толпы стекались туда. Люди не хотели поверить, что Делателя Королей больше не существует. Даже когда погиб мой отец, начавший эту войну, не было такой скорби. Тотчас было позабыто все плохое, что с ним связывали раньше, и Уорвик сразу стал легендой. Горожане, иомены, рыцари, духовенство – все пришли к его Гробу. Многие рыдали.
