Катарина Фукс - Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1
– Боже! – воскликнула девушка в горячке нетерпения. – Кончите вы когда-нибудь одевать и причесывать меня?!
– Надо потерпеть, если хочешь быть красивой, – заметила маркиза, входя в комнату. Она была в прекрасном настроении, гордая свадьбой сына и успехом дочери.
– Но так я не успею взглянуть на этих Таранто! – по-детски подосадовала Ана.
– О, они никуда не уйдут, пока ты не наслушаешься и не наглядишься! – рассмеялась маркиза.
Рука об руку мать и дочь вышли в сад. Ана опустилась в изящное плетеное кресло. Тотчас же услужливый кавалер (она даже не знала его имени) поднес ей, склонившись в почтительном поклоне, бокал оранжада. Не глядя на юношу, Ана пригубила. Но тотчас ей стало понятно, что, слушая эту музыку, невозможно одновременно пить прохладительный напиток. Она поспешно отставила бокал. Кавалер сделался ей докучен. Он тоже ощутил равнодушие девушки и отошел. Ана всем своим существом предалась музыке. Один из гитаристов был чуть старше ее. Постепенно он привлек ее внимание. Его умелые длинные сильные пальцы извлекали из гитарных струн удивительной красоты мелодии. Ана чувствовала таким милым и родным его склоненное над инструментом смуглое лицо с большими темными глазами. Казалось, он был поглощен своей игрой. Но вот он почувствовал пристальное внимание девушки и поднял глаза от струн. Их взгляды встретились. Юноша был поражен. Никогда прежде он не видел такого очарования, такой прелести. А она? Она просто никогда не видела такого, как он!
Закончилось выступление, цыгане ушли, а на щеках юной Аны полыхал маковым цветом румянец стыдливой страсти. Она сама не понимала, что же с ней происходит; то громко смеялась, то готова была заплакать. Она мучительно жалела о том, что не может последовать за этим юношей. А она бы последовала за ним куда угодно!
Но предмет ее любви удалился не так уж далеко. Маркиза приказала накормить цыган после выступления. Они спустились по узкой винтовой лестнице в просторную кухню с высоким, чуть закопченным потолком и чистым каменным полом. Здесь уже ужинали несколько камеристок, кормилица и ее дочь. Кухарка пригласила артистов к столу. Для них поставили приборы. Разговор велся вполне пристойный, за этим строго следила мать Анхелиты. Все слуги знали, что в ее присутствии нельзя непристойно острить, сплетничать и сквернословить. После удачного выступления цыгане были в ударе. Им хотелось еще петь и играть, просто так, не за плату, для души. Гитаристы ударили по струнам. Звонко затопали танцовщицы. Слуги били в ладоши. И Анхелита – вместе со всеми. Вот одна из камеристок маркизы заплескала руками, изогнула стан и начала танец. Теперь к радости цыган, которые подбадривали танцующих веселыми возгласами, танцевали все. Даже строгая Анхелита почувствовала, что ей не усидеть на месте. Ей нужно, нужно было вскочить, буйно двигаться, забыться. И причиной тому был тот самый юный музыкант, который только что поразил Ану.
Анхелита была в смятении. Она понимала – это любовь! Та самая любовь, которую она твердо решила не пускать в свою жизнь. Но любовь ворвалась непрошенная, нежданная. Да, она любит. И кого? Совсем мальчика, ведь он намного моложе ее. О Боже!..
Анхелита вскочила из-за стола. Она присоединилась к танцующим. Внезапная страсть раскрыла в ней девичью прелесть. Все заметили ее тонкий гибкий стан, ее красивое лицо. Но она никого не видела. Она изгибалась и кружилась в быстром танце, стремясь лишь к одному – забыться, ни о чем не думать, ничего не помнить.
Танец кончился. Мелодия оборвалась. Все снова сели за стол, веселые, раскрасневшиеся. Цыгане присоединились к сидящим. Завязался общий, немного бессвязный разговор. Слуги и служанки расспрашивали цыган об их заработке, те отшучивались. Анхелиту ранило каждое слово. Неужели всей этой простотой и грубостью должен быть окружен этот хрупкий беззащитный юноша? Но в то же время она напряженно ловила каждое слово. Ведь ей хотелось как можно больше знать о нем, о любимом.
Оказалось, его зовут Мигелем. Он живет вместе с отцом и двумя братьями. У него две сестры, одна уже замужем. Сестры живут вместе с ними. Один из братьев Мигеля женат. В семье Мигель – самый младший. Отец с детства учил их музыке.
С чуткостью, свойственной страсти, Анхелита заметила, что цыгане сдержанны и не хотят много говорить о своей жизни. Ей показалось, что и слуги знают о цыганах что-то такое, о чем при самих цыганах лучше не заговаривать.
Когда музыканты распрощались и ушли, все прояснилось. За столом заговорили о трагической и таинственной гибели Кристины, жены старого Таранто.
– Кто знает, – заметила одна из камеристок, – может быть, цыган сам утопил свою жену.
– Он мог сделать это из ревности, – поддакнула другая.
Мать Анхелиты не одобряла этого разговора.
– Полно вам, – она поднялась из-за стола. – Грех это – подозревать несчастного человека в таком страшном преступлении. Не следует попусту болтать.
Анхелита бросила на мать благодарный взгляд. В ту ночь они обе не могли заснуть, и Анхелита, и Ана. Перед мысленным взором обеих девушек стоял юный музыкант. Сладостные и мучительные для их чистоты картины смущали их ум и чувства. Невольно воображались им обеим нежные слова, прогулки в саду под пение птиц и даже совсем стыдное – поцелуи.
Желание Анхелиты уйти в монастырь окрепло. Она решила даже не дожидаться замужества Аны. Ничто не помешает ей сделаться послушницей, а затем и монахиней. Мать ее пристроена, в доме Монтойя бывшую кормилицу Аны ждет обеспеченная старость. Монтойя согласятся внести в монастырь небольшой денежный взнос за Анхелиту. Нет, Анхелита не в силах терпеть эту муку! В монастыре она по крайней мере будет знать, что она ушла от жизни, она забудет о Мигеле, она изгонит из сердца греховное стремление во что бы то ни стало увидеть этого юношу…
Анхелита уже решилась было объявить свое намерение матери и маркизе. Ей казалось, что юная Ана, опьяненная светскими успехами, уже мало думает о ней. Но тут Анхелита заметила внезапно, что дело обстоит совсем иначе. Ана сделалась печальной и серьезной, она так беззащитно льнула к Анхелите, что та устыдилась своей холодности.
Однажды, когда девушки вышивали в саду, Ана подняла от канвы прелестную головку и робко спросила:
– Анхелита, дорогая, скажи, я очень досаждаю тебе своей ветреностью и легкомысленной болтовней?
– Нет, нет, – машинально отозвалась Анхелита, погруженная в свои мысли.
– Ты думаешь, мне приятна вся эта суета, выезды на балы, кавалеры, наряды… Нет, нет, не возражай; я знаю, ты именно так думаешь!
– Нет, – снова повторила Анхелита.
И вдруг в наступившей тишине, нарушаемой лишь мирным щебетом птиц, она услышала горестные, едва сдерживаемые рыдания. Анхелита порывисто поднялась и склонилась над плачущей Аной.
