«Волково поле» - Александр Евгеньевич Чигаев
Прохор ушел, а две женщины, тут же вопросительно посмотрели на Александра.
— Ой, и куда я без вас. Конечно, поедите. Вон спелись две сучки, как там Ленка говорит, вам бы кобеля молоденького и, что бы пальчик стоял.
Женщины засмеялись.
— Вот то-то и оно, что кобылицы. Зови маму, да и ужинать пора.
Вошла Анна, она не на много была старше женщин, которые тут находились. Она была по-прежнему очень красивой женщиной. Сколько Анастасия не пыталась выдать ее замуж, но ни чего из этого не получалось. Она оставалась верна своему Семену, естественно, отцу Александра и Анастасии. Александр выпил хорошую чарку водки. Ему требовалась разрядка. Все тело его дрожало от возбуждения. Он и всем налил. Анатолий быстро пришел в полный восторг, и Елена уложила его в постель. Домой они уже не собирались ехать, ночью надо было выезжать на охоту. Анатолия ни кто не собирался брать с собой, да и охота его не интересовала. Кроме его любимой супруги Леночки, так он ее величал, в этой жизни его, вообще, больше ни чего не интересовало. Похоже, что и Лена его обожала, хотя все время твердила, что не знает, что такое любовь. Со словами.
— Мой пупсик, давай я уложу тебя баиньки.
Она нежно спровадила свою радость в постель. Напоследок сказав ему.
— Жди меня моя куколка, я тут по рюмашке еще выпью и буду тебя ублажать, ласточка моя.
Правда, выпили они не по одной, а по три, но кто считать все это будет. Анна была весела сегодня, и она пригубила немного из рюмки. Жили они с Александром и Людмилой душа в душу, а когда приезжала еще и Настя с детьми своими и детьми братьев Павла и Андрея, в усадьбе было весело, как и при жизни Семена. Лозанова, перед уходом в опочивальню, как обычно высказала свою очередную шутку — штык.
— Люд, а Люд, ты вон своего-то ублажить сейчас должна, смотри, как он дрожит, как жеребец перед случкой.
Тут, даже Анна и та смеяться начала. Люд, а, Люд, таки ублажила своего любимого. Александр чуть не проспал выезд. Быстро вскочил с постели. Всех поднял на ноги.
— Так, всем по местам. Завтракать будем в поле, после травли. Люда с Анной в коляску, Лозанову на лошадь, вон у нее брюки кожаные. Я тебе сейчас и сдачу дам, за вчерашнее. Как у тебя там, в коже, ничего не потеет? Ответишь потом, когда волка возьмем, сейчас времени нет, заодно и шутку свою скабрезную подготовишь. Родимый отдельно в коляске поедет. Пусть отдохнет. Ему утром на смерть идти. Или волчью или свою, другого пути нет. Один на один работать будет. Присядем на дорожку. Все, поехали.
Приехали. Поле. Рассвет. Не буду употреблять много прилагательных. Прохор со своим отцом на месте. Все расставлены по местам. Рог, дан сигнал к облаве. Заработали потомки знаменитой русской костромской волкоподобной гончей Бунтарки, дружно и весело. Раздался крестьянский набат. Весь лес был окружен. Такой облавы еще ни когда не было, что бы столько людей было привлечено для травли волка. Такая облава бывает раз в жизни и притом не одного человека, а целого поколения. Огромный титанический труд прадедов, дедов, отцов и сыновей сегодня должен быть реализован всего в одной собаке. Сегодня работает русская псовая борзая, настоящий русский волкодав по кличке Родимый, рожденный от Яги и сына Лютого, Разбоя. Работает в одиночку, сам на сам. Его жизнь, против жизни огромного матерого волка. Зазвенела песня гончих, след взят. Волк не пошел кругами, а сразу же начал искать лаз. Ему оставили место для выхода. Вот он и появился. Действительно красавец, лет пяти, в самом расцвете сил. Таких крупных волков ни Аким, который прожил долгую жизнь и кое-чего понимал в волках, ни Прохор, ни Александр, ни когда не видели. Волк пошел крупными махами на приличной скорости. Вот, можно пускать Родимого.
— Ату, Родимый, вскрикнул Александр.
Родимый пошел наперерез. Не частил, шел ровно, скачка быстрая. Потом немного напрягся, чуть добавил в скорости. Все, волк рядом. Обычно волк пытается увернуться, и продолжать свой бег, но только не этот. Он резко развернулся в направлении Родимого, в то время, когда собака сделала бросок. У Александра сжалось сердце, Родимый летел прямо на клыки волка. Если бы Родимый взял пасть в пасть, ух и не поздоровилось бы ему, но собака четко знала, куда совершала бросок. Родимый взял, как и положено, по самому месту, в глотку и намертво. Оторвать его от волка уже было невозможно. У Александра тело стало ватным, он весь взмок, такого напряжения он не чувствовал и на фронте, когда рвались ядра и он на полном скаку шел в бой. В поле была кромешная тишина. Кричуны притихли, гончаки перестали лаять. Люди стояли в оцепенении. Все переваривали увиденное ими. Если бы действие сие проходило в театре, то, через минуту бы раздались овации, весь зал театра бы вздрогнул от эмоций людей, в поле этого не произошло. Тут Александру надо было скакать во весь апорт, что бы помочь Родимому и принять волка или на кинжал или на распорку. У Александра не было сил этого сделать, да и Родимый не нуждался в помощи. Родимый держал волка за глотку, волк все время пытался скинуть собаку, так продолжалось не долго. Волк упал на бок. Александр медленно подъехал в Родимому и слез с лошади. Он присел и стал гладить собаку по голове.
— Отпусти его Родимый, волк уже мертв. Хватит.
Родимый посмотрел на хозяина преданными глазами. Тут и Прохор с Акимом подъехали к ним. Аким попытался раздвинуть челюсти собаке, толи он уже не имел таких сил
