Джейн Фэйзер - Невеста-заложница
И точно уловила, когда тот наступил, и не колебалась ни секунды. Кинжал просвистел в воздухе, направленный уверенной рукой, и выбил сноп искр из меча Като, пытавшегося пробить снизу оборону Руфуса. Клинок Като отклонился. И Порция нырнула в узкую щель между противниками. Она приземлилась на колени так, чтобы ее голова оказалась как раз под двумя занесенными в воздух мечами.
От неожиданности все застыли. Руфус отскочил назад, опуская меч. Като сделал то же самое. Порция осторожно подняла голову.
Руфус в сердцах отшвырнул оружие. Он ринулся к Порции и рванул за руку, заставляя встать, а затем вцепился ей в плечи и принялся трясти что было сил. Он тряс ее так, что голова девушки моталась из стороны в сторону и стучали зубы.
— Как ты посмела!!! Как ты посмела выкинуть такую наглую, такую идиотскую шутку?! — бесновался он. — Я же тебя чуть не убил! — И Руфус до боли сильно прижал ее к себе и бормотал ей в макушку какие-то угрозы и проклятия, не замечая, что гладит, гладит растрепанные рыжие волосы, и тонкую шею, и хрупкие плечи…
Однако Порция поспешила вырваться. Девушка все еще кипела от негодования. Она готова была выть от ярости, она снова испытала неистовую смесь восторга и отчаяния — как тогда, когда узнала, что Руфус любил ее. Она чувствовала и сейчас эту любовь — в жестокой хватке сильных рук, в полном безумного гнева голосе. Но и это не помогло ей совладать с собой, стоило подумать о причине, которая привела их всех сюда, на залитую кровью пустошь.
— Нет, это как ты посмел! — выкрикивала Порция, скинув с себя его руки. — Как посмели вы оба? Неужели вам мало тех, кого убили сегодня в бою? — И Порция обернулась к ошарашенному Като, обводя широким жестом поле брани. — Разве вражда между вашими отцами окупит их смерть? Разве она стоит того, чтобы вам самим жертвовать жизнью? И жизнью ваших детей?
— Погоди-ка… — Като немного пришел в себя и повелительно взмахнул рукой, но Порцию не так-то просто было унять.
— Что станет с Оливией? — гневно спросила она. — Если вы с Руфусом сложите головы в этой бессмысленной сваре, что станет с вашими детьми? Какое им дело до того непотребства, которое учинили ваши родители почти тридцать лет назад? Детям нужен живой отец, им нужно…
— Попридержи язык! — рявкнул Като. Он оправился настолько, что сумел прервать Порцию на полуслове. — Это не твоего ума дело, девка! — продолжал он. — Черт побери, откуда ты вообще взялась?
— Какая тебе разница? — Порция небрежно отмахнулась от Като и напустилась на Руфуса.
Широко распахнутые глаза метали зеленые молнии, огненная шевелюра словно светилась в темноте, стройное, хрупкое тело напряглось в неистовом порыве положить конец этому безумию.
— Что станет с мальчиками, Руфус? — прозвучал вопрос. — Ты готов обречь их на сиротство, как когда-то обрекли тебя? Сделать их бродягами, без близких людей и крыши над головой? Кем они вырастут? Что останется у них, когда ты положишь свою жизнь на алтарь никому не нужной мести?
О, она отлично видела его лицо, видела, как пляшут в его взоре демоны ярости, однако не испытывала ни малейшего страха и подошла вплотную, чтобы лучше видеть его глаза.
— А что станет вот с этим ребенком, Руфус? — И Порция положила руку на живот. — Я не собиралась рожать ребенка, у которого не будет отца!
Сквозь пелену ярости Руфус с трудом уловил смысл ее слов. Но он видел, как Порция держит руку на животе. И против воли вспомнил, как стояла вот так же его мать, тщетно пытаясь защитить нерожденного ребенка, у которого уже не было отца. Он вспомнил мертвого младенца, восковое, залитое кровью тельце своей сестры.
— Моего ребенка? — Его голос прозвучал глухо, как из подземелья, из самых потаенных глубин души.
Порция в запальчивости обратила внимание только на вопросительную интонацию его слов.
— А чей же еще он может быть? — выпалила она, чувствуя, как пересохло во рту. — Или ты полагаешь, что я путалась со всеми в твоей деревне?
Наступила невероятная тишина: трое стоявших на поле людей словно и не дышали. Наконец Руфус промолвил:
— Утенок, я, конечно, не во всем бываю прав, но такого все же не заслужил.
Порция молча отвернулась, горестно взмахнув рукой.
— И как давно ты об этом знаешь? — Руфус подошел поближе и осторожно положил руку ей на плечо, предлагая — но не заставляя — снова посмотреть на себя.
— С начала осады… наверное, за день до того. Но я слишком мало знаю об этих вещах и, долго не была уверена. — Порция говорила через плечо, вполоборота, все еще едва владея собой.
— Милая, почему же ты ничего не сказала?
— Сначала я не была уверена… а когда все стало ясно, ты уже не пожелал бы меня слушать, — бросила Порция, отчаянно пытаясь совладать с подступившими рыданиями: несмотря на то что теперь вроде все встало на свои места, горе и боль последних двух недель охватили ее с прежней силой, и жестокие слова сами слетали с языка, раня и язвя так, как ранили когда-то ее. — Ты ведь не стал бы меня слушать той ночью, правда?
— Правда. — Казалось невероятным, как одним словом можно выразить затопивший Руфуса океан раскаяния.
Он хотел бы прижать Порцию к груди и утешить ее, чтобы исчезла мучительная гримаса с милого лица, чтобы ушло горе из ее глаз, чтобы она даровала ему свое прощение. Но Порция не подпускала его к себе, отгородившись частоколом из боли и обид.
— Я пробралась в замок, потому что хотела… потому что мне было нужно… посоветоваться, спросить кое-что у… — Порция задохнулась и обеими руками отвела с лица спутанные волосы. Она все-таки поборола свой гнев, и стена отчуждения рухнула.
— У Оливии?
Порция молча кивнула.
У Руфуса по-прежнему не находилось слов, зато он понял, что больше его не станут отталкивать. И он обнял Порцию, и прижал к себе так, как делал это всегда, стараясь успокоить и утешить.
— Прости меня, — промолвил он голосом, полным раскаяния. — Поверь, я не знал, что такое любовь, пока не повстречал тебя.
Като молча стоял в стороне, предпочитая пока не вмешиваться. Он все еще многого не понимал, хотя силу связавшего этих двоих чувства ощущал как нечто физическое, что можно пощупать руками. Маркиз не спеша засунул меч в ножны и нарушил напряженное молчание вопросом:
— Декатур, насколько я могу судить, моя племянница носит твоего ребенка?
— Выходит, что так, Грэнвилл. — В живых синих глазах, смотревших на маркиза Грэнвилла поверх облака рыжих волос, промелькнула усмешка. — Выходит, что теперь нас связывает не только пролитая когда-то кровь.
— Порция — истинное дитя своего отца. — Като ответил на взгляд графа Ротбери сардонической ухмылкой. — И она, подобно Джеку, решила творить свою судьбу, нимало не смущаясь принятыми правилами и приличиями. Я бы с удовольствием пожелал вам обоим счастья, Декатур, вот только боюсь, что ты вряд ли станешь слушать мои объяснения… — Он беспомощно пожал плечами в поисках подходящих слов. — Моего отца трудно было назвать приятным человеком. Он верил только в то, что обязан выполнять свой долг. Твой отец умышлял недоброе против короля… а мой не осмелился осудить решение королевского суда. — У Като вырвался горький смех. — Да, теперь это выглядит довольно смешно. Вряд ли мой отец мог вообразить, что в один прекрасный день я поведу армию против короля. Но я не использовал ни одного гроша из тех доходов, что приносили поместья Ротбери. Прошу тебя поверить мне на слово. Я не в силах исправить тот вред, что причинил мой отец твоему отцу. Но я согласен забыть о нашей вражде во имя ребенка, которому еще предстоит появиться на свет, если ты сделаешь то же самое.