Сара Дюнан - Святые сердца
— Твой визит окончен. Назначаю тебе епитимью…
— Мадонна Чиара…
— Я запрещаю тебе перебивать меня! — Теперь врага мерещатся ей повсюду, и она не может этого стерпеть. — Назначаю тебе епитимью — оставаться в келье до тех пор, пока я не решу, что делать с вами дальше.
Большее не в ее власти. Зуана склоняет голову в знак покорности.
— А послушница? — тихо спрашивает она.
— Если ей потребуется еще помощь, я ее окажу.
К последней службе становится ясно, что с Зуаной что-то произошло. Ее место на хорах пустует с шестого часа. Будь это болезнь, аббатиса наверняка сказала бы об этом перед Великим Молчанием, чтобы они могли помянуть ее в своих молитвах. Но она почему-то делает вид, будто не замечает ее отсутствия.
Когда собравшиеся монахини усаживаются, Изабетта поднимает голову и смотрит на пустующее сиденье. В сумеречном свете ее лицо кажется осунувшимся и мертвенно-бледным. И не только благодаря пудре.
Зуана оставила четкие указания. «Если я буду на месте, то перед самым началом службы я поднесу руку ко лбу и задержу ее там, точно страдаю от боли. Это будет знак для тебя».
«А если тебя там не будет?»
«Если не будет… то само мое отсутствие станет знаком».
Бенедикта выпевает первые ноты, Изабетта подхватывает. Когда она была совсем слаба, ее хватало лишь на то, чтобы придерживаться порядка службы, да и то ее мысли часто убегали во тьму, окружавшую пламя свечей, которое напоминало ей истории Юмилианы: ангелы вылетают из дыма и скрываются в нем, и юная монахиня, пронзенная радостью Господней, исходит слезами и кровью у всех на глазах. Бывали моменты, когда ее собственные ладони начинало покалывать от желания, но позднее она обнаруживала, что втыкала в них ногти, от которых на коже оставались красные рубцы.
Но теперь часовня снова стала просто местом, где молятся монахини, а служба превратилась в набор определенных слов. Теперь она знает, что есть только одно средство извлечь кровь из своих ладоней, и средство это — нож. Она видит аббатису, которая стоит за рядами скамей, высокая и прямая. Посмотрите на нее: эта женщина знает, как ножом добиться того, чего хочешь. Сильно ли она ее ненавидит? Обычно она не позволяет себе углубляться в это чувство. Но теперь она окунается в него, и оно оказывается таким сильным, что кружит ей голову.
Да, она это сделает.
Вернувшись в келью, в назначенное время она вытаскивает мешочек, добавляет к кучке гранул немного воды и разводит их на полу в темном углу. Затем вынимает нож. Колебание длится секунду, после чего она втыкает кончик лезвия себе в ладонь, шипя от боли, когда он прорывает кожный покров. Переложив нож в поврежденную ладонь, она наносит такую же рану здоровой, хотя и с большим трудом. При свече вытекающая кровь кажется сразу и темной, и яркой. Она прячет нож и переходит в угол, где опускает ладони в лужицу и изо всех сил давит ими в пол. Когда она поднимает их, они пропитаны краской.
Она переходит в переднюю комнату, задувает свечу и начинает визжать.
Община уже спит, но три женщины тут же выскакивают из своих келий. Ночная сестра мчится впереди, но не успевает она достичь двери послушницы, как видит аббатису, спешащую по галерее, а за ней — сестру Юмилиану, которая торопится так, как только позволяют ее старые усталые ноги.
Ночная сестра останавливается у двери кельи, но не открывает ее, а молча ждет. Великое Молчание сильнее любого шума.
— Бенедиктус, — с трудом переводя дух, произносит первое слово Юмилиана и поспешно склоняет голову перед аббатисой.
— Део грасиас.
— Вам нет нужды беспокоиться, мадонна аббатиса. Я сама пригляжу за ней.
— Нет, сестра Юмилиана.
— Она послушница, проходящее обучение. Моя обяз…
— Я сама за ней пригляжу.
— Но…
— Никаких «но». Вы еще не распоряжаетесь в этом монастыре, сестра Юмилиана. Это моя привилегия и мое бремя. — Тон не допускает возражений. — Возвращайтесь в келью.
И поскольку остается лишь повиноваться или оттолкнуть ее и войти силой, то Юмилиана отворачивается, ночная сестра делает шаг в сторону, и аббатиса входит.
В комнате она обнаруживает девушку, которая стоит в углу, спиной к ней, и воет на одной высокой ноте, вибрирующей так, словно запас дыхания в ее груди бесконечен.
Мадонна Чиара поднимает свечу.
— Итак, Серафина. Из-за какой чепухи ты прерываешь Великое Молчание на сей раз?
Наступает пауза, потом Изабетта оборачивается и поднимает руки ладонями вверх, показывая ей свои раны. Темная кровь каплями падает на пол вокруг нее, когда она без всякой истерики и злости произносит слова, которые они придумали вместе с Зуаной:
— Мадонна Чиара, меня отдали в монастырь против моей воли. И против моей воли держат меня здесь. Я не хочу вам зла. И, если вы отпустите меня, я клянусь, что до конца моих дней не скажу об этом никому ни слова. Но если меня заставят остаться, я обещаю, что навлеку на всех вас беду.
Пока она говорит, аббатиса толчком закрывает дверь, чтобы никто не подслушал их снаружи.
Глава сорок пятая
— Вас зовут к аббатисе.
От возбуждения Летиция вся трясется. Зуана, не ложившаяся спать, давно готова и ждет уже несколько часов. Идя через двор, она нарочно даже не смотрит в сторону кельи послушницы, зато замечает фигуру в окне мастерской вышивальщиц на верхнем этаже. У сестры Франчески, которая не может запретить болтушкам говорить даже тогда, когда им нечего сказать, сейчас, наверное, гвалт стоит. Постящаяся послушница кричала ночью, и аббатиса — сама аббатиса — пришла к ней. Услышав такую новость, разве можно спокойно сидеть и вышивать очередную букву «Э» на очередной наволочке? Но и наволочкам, при всей их непритязательности, отведена в большой интриге своя роль. Зуана постаралась и разузнала, что вышивальщицы как раз заканчивают приданое одной молодой женщины из младшей ветви семейства д’Эсте и что на днях работа должна быть отправлена заказчице, чтобы все примерить, а если понадобится, то и переделать до свадьбы, назначенной на десятый день после Пасхи. Сейчас дошивают последние предметы.
Голова в верхнем окне прячется, когда Летиция без остановки проходит мимо дверей аббатисы.
— Куда мы идем?
— Она велела мне привести вас в часовню.
Зуана работает с этой девочкой с тех самых пор, как та поступила в монастырь. И сейчас ей очень хочется расспросить ее о том, что она знает. Но Летиция слишком взволнована и, едва они достигают двери часовни, убегает прочь.
Зуана входит так тихо, как только позволяет могучая дверь.