Луиза Мишель - Нищета. Часть первая
— Ну, чего вы ждете? — спросила гувернантка.
— Другого ответа. Не может быть, чтобы мадемуазель так ответила господину Руссерану. Ему необходимо кое о чем спросить вас до разговора с госпожой.
— С госпожой… Разве он не беседовал с нею после того происшествия?
— Нет, мадемуазель. Она куда-то уехала, — добавил Одар вполголоса.
— Уже?
— О, эти буржуа никогда не усвоят великосветских привычек: подымаются ни свет ни заря!
— С вашей стороны это замечание неуместно, любезный, ведь вы говорите о своих хозяевах.
— Мадемуазель знает, что не будь ее здесь, я не согласился бы служить таким выскочкам. Хотя господин Руссеран все-таки человек незаурядный, красавец мужчина…
Взгляд м-ль Мериа смягчился.
— Неужели вы откажетесь дать ему совет? — продолжал Одар. — Он мне прямо велел передать вам, что ему необходимо вас видеть, и притом одну.
Гувернантка бросила на лакея презрительный взгляд и спросила, как все это понимать? Положительно дом превратился в отделение Шарантона. Чего от нее хотят? И как отнесется г-жа Руссеран к этому таинственному свиданию?
Одар деланно-простодушным тоном заверил, что г-жа Руссеран ценит мадемуазель, не подумает ничего дурного, и…
Резкий звонок прервал речь камердинера.
— Видите, мадемуазель, — сказал он, — с каким нетерпением хозяин вас ждет.
— Вот глупец! — воскликнула Бланш после ухода Одара. — Вот глупец! Я уверена, что он выдал пройдохе-лакею свои тайные надежды. О, если бы мне удалось пленить Сен-Сирга! Было бы просто невыносимо, если бы такой…
Снова появился камердинер.
— Господин Руссеран велел сказать, что умоляет вас навестить его.
— Хорошо, хорошо. Я сейчас приду.
Бланш взяла с камина письмо, адресованное Девис-Роту и, показав лакею, спросила:
— Вы можете это отнести? Дело очень срочное.
— Как только передам хозяину ответ мадемуазель, я сейчас же исполню ее поручение.
Через пять минут Бланш увидела в окно, как Одар вышел из калитки на Лионскую улицу. Удостоверившись, что никто не будет свидетелем ее разговора с Руссераном, она направилась к нему.
Однако гувернантка не спешила, поминутно останавливалась и размышляла, как себя вести. Пока нет уверенности, что ее радужные мечты сбудутся, рисковать нельзя. Но заводчик ей надоел. Какая мука — все ждать чего-то… Что он может предложить ей, кроме незаконной связи? Будь он по крайней мере вдов!
Руссеран сидел на постели, бледный и взволнованный; голова его была забинтована. Протянув руки навстречу Бланш, он жестом и взглядом умолял простить его. М-ль де Мериа взяла руки больного и сжала их.
Он молча, с обожанием смотрел на нее. Большие темные круги под глазами гувернантки, подчеркивавшие смуглость ее кожи, были следствием бессонной ночи, но Руссеран увидел в них неопровержимое доказательство ее нежных чувств к нему. Как он ее любил! Эта женщина была не только умна, но и хорошо воспитана. История с Анжелой, несомненно, была ей известна, и все же она его прощала. Только истинно светские женщины способны возвышаться над пошлыми предрассудками!
Несмотря на слабое сопротивление Бланш, Руссеран покрыл ее руки долгими поцелуями.
— Почему вы не хотели прийти? — спросил он. — Я так жаждал вас видеть!
— Я скажу об этом после, — ответила м-ль Мериа, пытаясь высвободиться. — Я пришла бы и сама. С вашей стороны было неосторожно посылать за мною.
На лице заводчика отразились удивление и тревога.
— Успокойтесь, — продолжала Бланш, — подумайте лучше о себе, о том, что говорить на суде.
— На суде?
— Ну да, на суде. Ведь следователь, вероятно, посетит вас уже сегодня.
Лицо раненого омрачилось.
— Не волнуйтесь, — сказала Бланш, — и будьте мужчиной.
— То есть?
— Нужно стать сильнее событий, подчинить их себе, а не подчиняться им. Надо руководствоваться высшими принципами и не портить дела излишней откровенностью. Ведь вы — представитель партии.
— Объяснитесь! Посоветуйте, как мне выйти из смешного положения?
— Отрицайте все, и вы спасете себя. Отрицайте все, и от этого нелепого дела у вас останется только шрам на лбу. Вам нетрудно будет убедить следователя в своей невиновности.
— Вы думаете?
— Он — из наших друзей. Все улажено благодаря вмешательству влиятельных лиц. Мне, к счастью, удалось заинтересовать их и привлечь на вашу сторону.
— Неужели? Вы — мой ангел-хранитель!
— Нет! Я просто женщина, которая хорошо к вам относится.
Она промолвила это так мило и в то же время так величественно, что Руссерана охватил печальный восторг.
— Когда узнают, — продолжала Бланш, — что девушка, якобы обесчещенная вами, зарегистрирована полицией как проститутка, обвинение против вас отпадет само собою.
* * *— Что за женщина! Что за женщина! — бормотал предприниматель после ее ухода. — Будь она со мною, я стал бы сенатором, даже министром… кто знает?.. Как она понимает меня! Как непохожа на мою ничтожную Агату! О, если бы разорвать невыносимые узы, связывающие меня с этой смешной мещанкой!
«Мещанка» явилась нежданно-негаданно, как раз в ту минуту, когда супруг метал против нее громы и молнии.
— Итак, — начала г-жа Руссеран, усаживаясь в кресло напротив раненого, — тебе, кажется, лучше, и ты в состоянии говорить с судебным следователем. Что ты собираешься сказать ему об Анжеле Бродар?
— Правду, — ответил Руссеран слабым голосом.
— Очень хорошо. Но что ты под этим подразумеваешь?
— Что я под этим подразумеваю?
— Ну да! Согласен ли ты, что заслужил удар ножом?
— Никогда! Это ложь.
— Вот как? Посмотри мне прямо в глаза и поклянись, что не ты обольстил дочь Бродара!
— Вот еще! Стану я обольщать какую-то тварь!
— Ах, оказывается, эта милая девушка — тварь и ты ее не соблазнил?
— Нет.
— Ты — не отец ее ребенка?
— Нет! Тысячу раз нет!
— За что же на тебя покушались?
— Этот гнусный мальчишка обвинил меня, чтобы вывести свою семью из затруднений.
— Значит, ты не виноват?
— Клянусь!
— Лжец! — с презрением воскликнула Агата. — Лжец и трус! Я уверена в противном.
Руссеран прикинулся оскорбленным.
— Какое право вы имеете мне не верить?
— Имею.
— Объяснитесь.
— Нет, это тебе следует объясниться! Я должна знать, что ты скажешь следователю.
— Зачем?
— Затем, что я буду выступать свидетельницей по этому делу. Я первая увидела тебя лежащим в луже крови, первая оказала тебе помощь…
