Элизабет Лоупас - Блеск и коварство Медичи
— Я тоже его любила, — возразила Бьянка. — Я помогу тебе. Неужели твой сын не заслуживает того, чтобы его омыла и обернула в саван великая герцогиня, а не дочка какого-то простолюдина?
Великий герцог положил тело своего сына обратно на кровать, встал на ноги и широко замахнулся рукой, невероятным образом переходя от самой теплой нежности к самому ожесточенному насилию. Удар пришелся прямо по ее губам, заставив ее качнуться в сторону. Когда-то один такой удар мог сбить ее с ног, но с того момента, как она стала великой герцогиней, она еще больше прибавила в весе. Да и его собственная нездоровая полнота изрядно замедлила его движения. Уже не так просто было сбить ее с ног, как прежде.
Когда-то один такой удар вызывал в нем сильнейшее возбуждение. Ему нравился вид покрасневшей кожи вокруг ее рта. Но этим утром он не чувствовал ровным счетом ничего. Она провела рукой по своим губам, с удивлением нахмурив брови. Она тоже ничего не чувствовала, кроме как боли от самого удара.
— Хорошо, мой господин, — сказала она. — Я пошлю за твоей колдуньей. Но если она дотронется до тела принца Филиппо, пусть это будет на твоей совести.
Она вышла, унеся с собой удушливый шлейф своих духов. Франческо снова склонился перед кроватью. Через какое-то время в комнату вошла сестра Кьяра.
— Ваша светлость, — произнесла она. Франческо не повернул голову, но по шороху ткани понял, что она присела в реверансе. За пределами лаборатории она делала это, как и любая другая женщина при дворе. Когда-то у нее получалось это очень неуклюже, но сейчас ее реверанс был безупречным, словно она родилась с этим умением.
— Прикажете помочь вам, ваша светлость, или принцу Филиппо? — негромко спросила девушка.
Он поднял на нее взгляд и увидел, что за какую-то долю секунды выражение ее лица успело поменяться. Ее широко распахнутые глаза и немного приоткрытый рот говорили о том, что она удивлена и смущена при виде его одного, неумытого, с растрепанными волосами. Вот чему она так и не научилась за все эти годы… Кстати, сколько лет она уже живет при дворе? Она появилась незадолго до смерти его отца. Значит, уже восемь лет. И за это время она так и не научилась скрывать свои эмоции.
В остальном она сильно изменилась. Ее характер, прежде резкий и взрывной, как и черты ее лица, со временем сгладился, отчасти с возрастом, отчасти от пережитых несчастий. Она была неразговорчива, но за нее говорили ее глаза — ясные и такие переменчивые. Она никогда не расставалась со своим лунным камнем — он видел тонкую серебряную цепочку на ее шее. Она принимала соннодольче. У нее были свои секреты, но в отличие от других женщин, она никогда о них не говорила. Qui vult secreta scire, secreta secrete sciat custodire — вот что она прокричала ему в тот день, когда бросилась к нему с серебряным десенсорием за пазухой. Тот, кому известна тайна, пусть также умеет хранить эту тайну. Иногда он думал о том, что его мистическая сестра, которую он избрал и связал священным обетом под действием мимолетной прихоти, стала чуть ли не более искусным алхимиком, чем он сам.
— Я прошу тебя помочь мне омыть его тело. Я приказал докторам провести вскрытие, в особенности его голову. Я хотел бы знать…
Голос ему изменил. Кьяра молчала, но глаза ее были полны печали.
— Я хочу знать причину его болезни. А кроме того, я хотел бы убедиться в том, что его смерть… не была насильственной.
— Я помогу вам, ваша светлость, — сказала она и дала знак служанкам, стоявшим за дверью. Он удивился тому, с какой уверенностью она принимает руководство ситуацией. Женщины внесли в комнату кувшины с горячей водой, большой таз, тряпки для мытья, полотенца, чистые простыни и новую, аккуратно сложенную ночную сорочку. Разумеется, это была не совсем сорочка. Это был погребальный саван. Тихо перешептываясь между собой, служанки удалились.
— Возьмите, пожалуйста, принца на руки, ваша светлость. А я уберу постель.
Он поднял мертвое тельце сына с кровати, и она начала снимать с нее грязные простыни, заменяя их на свежие. Ужасный вид постели после семнадцати дней болезни и запахи смерти не вызвали на ее лице ни малейшего следа отвращения. И, слава тебе Боже, она сама не пользовалась духами. Соблюдая исключительную осторожность, как при работе в лаборатории, девушка наполнила таз водой, слегка разбавленной отваром каких-то трав с терпким, несладким ароматом.
— Давайте омоем тело принца, магистр Франческо, — сказала она.
Это был настоящий выход — перестать быть Франческо де Медичи, великим герцогом Тосканским, который только что потерял своего единственного единокровного сына. Магистр Франческо, искусный в деле алхимии, был выше всех этих мирских переживаний.
— Я не знаю, что делать, — бесхитростно сказал он. Затем он развязал шнурки на рубашке, в которую был одет ребенок, и снял ее через голову. «Боже, какой же он худенький. И какие слабые у него руки и ноги. Я могу двумя пальцами обхватить его ручонку», — подумал он. Или, возможно, произнес это вслух.
— У вас теперь нет наследника, — сказала она. Намочив одну из тряпок в тазу, она выжала ее и протянула ему. Затем намочила другой кусок ткани для себя и с поразительной заботой, как если бы принц был еще живой, начала омывать его маленькое тельце.
— У меня есть дон Антонио, — ответил Франческо, осторожно омывая мертвое лицо своего сына, стараясь не задеть масло от святого причастия на веках, губах и мочках ушей. — Я признаю его перед лицом Бога и людей, и он станет принцем.
Она взяла еще одно полотенце, на этот раз сухое.
— У вас теперь нет наследника, — повторила она. Каждое произнесенное ею слово, будто острый кинжал, вонзалось меж его ребер. Она упивалась местью. Разумеется, все это было лишь в его воображении. Его собственные прегрешения заставляли его слышать то, чего не было на самом деле.
— Корона принадлежит мне, — сказал он. — Ее унаследует принц Антонио. Я заставлю всех принять его.
— А ваш брат?
Она протянула ему чистую сорочку. Он надел ее через голову маленького Филиппо и расправил по его телу, по рукам и ногам, вплоть до самых кончиков стоп. Пальчики на его ногах были красивые и ровные. Почему Господь сделал так, что его сын появился на свет с уродливой головой, вместо того чтобы родиться с уродливыми пальцами на ногах?
— Мой брат принадлежит лону церкви. У него нет никакой власти в светских делах. Он останется в Риме и будет продолжать плести свои интриги. Возможно, однажды он станет папой.
Она промолчала. Поверила ли она его словам? Он сам не до конца в них верил, но все время повторял их, пытаясь убедить самого себя. Фердинандо останется кардиналом. Он признает право Антонио наследовать престол. Фердинандо — мой младший брат и будет вынужден подчиниться моей воле.
