Ани Сетон - Очаг и орел
Она тут же увидела, как личико Карлы исказилось в выражении обиженного изумления и смущения. Эспер поняла, что напомнила сейчас девочке не самые лучшие минуты ее общения с матерью. Она подняла лицо Карлы за подбородок и поцеловала внучку.
— Прости, милая, я не хотела. Просто эта ночь напомнила мне другую ночь, которая была много-много лет назад когда я была еще моложе тебя. Как раз бушевал страшный шторм, буря, ураган… Моя мама тогда страшно перепугалась.
— А что тогда случилось?
Девочка смотрела на Эспер во все глаза, пытаясь разделить с ней страх, порожденный воспоминанием о той далекой штормовой ночи.
— А ничего не случилось, — тут же ответила Эспер. — Просто было забавно смотреть на то, как волны подбирались со стороны Франт-стрит прямо к нашему дому.
— А что, сегодня опять будет наводнение? — тихо спросила Карла, напрягая воображение и пытаясь представить себе это зрелище: волны покидают морские пределы и, беснуясь, рвутся в двери дома.
— О, нет, что ты! Я не думаю, что это повторится, — Эспер повесила полотенце и поставила на полку хрупкие розовые чашки. — Теперь построили специальную стену. И потом, море удерживается скалами. В любом случае с нашим домом ничего не случится.
Сьюзэн тоже так всегда говорила: «С нашим домом ничего не случится». Все меняется. Люди меняются. Но схема, похоже, остается та же. Впрочем, столько уж было штормов на моей памяти, которых я даже не замечала, думала Эспер. Сын в конце концов находится не за тысячу миль от Больших Отмелей. Нечего паниковать.
Но беспокойство тем не менее росло. Ветер за окнами ревел. Пошел сильный дождь, он порывами налетал на оконные стекла. А в редкие мгновения затишья доносился рокочущий шум волн, разбивавшихся о преграждавшую им путь стену.
Элеонора открыла дверь и вошла в старую кухню.
— Что за ночка! — сказала она с чувством. — Похоже, в «Рокмир» сегодня ходить не стоит. Простите, что беспокою вас, матушка Портермэн, но вы же знаете Генри. Когда речь заходит о еде, он всегда привередничает.
— Да, в ресторане ему было бы лучше, — хмуро проговорила Эспер. — Но я помню его еще таким, когда ему нравились оладьи с моллюсками, жареные бобы под соусом и имбирные пряники. Думаю, ничего с ним не случится, если сегодня он вспомнит свое детство.
— Да… Конечно, — слегка улыбнулась Элеонора.
Она пристроилась в виндзорском кресле, распространяя вокруг себя тонкий аромат французской гвоздики. Ее темные волосы отливали матовым блеском, в мочках ушей красовались большие жемчужины, к блузке из ирландских кружев была приколота брошь с бриллиантами и сапфирами, а также маленькие часики.
— Может, вам чем-нибудь помочь? — проговорила она лениво, глядя на огонь.
— Нет. У меня уже все готово, а Карла накроет стол. Она это умеет. Гостевые приборы, милая, — сказала Эспер девочке, показав глазами на стаффордширский сервиз, стоящий в шкафчике. Когда Эспер жила с Уолтом, пользовались обычно только оловянной посудой.
Карла проворно кинулась выполнять просьбу бабушки. Ей очень нравились большие синие тарелки с картинками в середине: фрегат «Конституция» и президент Вашингтон, гордо восседавший на коне.
Дверь в старую кухню снова открылась, и на пороге показался Генри.
— «Паккард» не помещается в сарае, — сказал он жене. — Пришлось послать Бриггса в город, чтобы он нашел там приличное место для машины. Не скажу, чтобы он очень обрадовался этому поручению. По такой погодке…
Миловидное лицо Элеоноры скривилось. Она обеспокоенно нахмурилась.
— Надеюсь, он все-таки не очень огорчился. Не хотелось бы его увольнять в поездке.
— А для дяди Уолта тоже ставить? — спросила Карла, остановившись в нерешительности у стола с ложками в руках.
Эспер со стуком опустила на стол фарфоровую сахарницу.
— Что за вопрос! Конечно, ставить! Он вот-вот придет.
— Плохая погода, — неожиданно проговорил Генри, выглянув в окно. — Но наш Уолт все же морской волк. Его можно смело пускать по рифам с завязанными глазами и на любой посудине.
Эспер тут же захлестнуло теплое чувство к старшему сыну. Она немного удивленно посмотрела на Генри. Значит, он не окончательно еще забыл свои детские годы. Значит, он не так удалился от нее, как она опасалась. Ведь он наполовину Ханивуд несмотря на определенное сходство с Эймосом. Он был такой же большой и белокурый, как его отец. Черты его лица были резче, чем у Эймоса, и он обладал уверенностью в себе, чего всегда так не хватало старшему Портермэну. Эспер коснулась своей рукой руки сына и побежала к парящимся на плите оладьям.
— Ма, у тебя есть дождевик? — спросил Генри, следуя за ней. — Надо бы сходить в Малую Гавань, может, я что-нибудь узнаю.
Эспер кивнула.
— Да, действительно, надо бы сходить, — губы у нее задрожали, и она отвернулась. Элеонора с нескрываемым неодобрением наблюдала за тем, как ее муж напяливает на себя плащ.
— Господи, Генри, ну зачем эта демонстрация? Матушка Портермэн уже накрыла стол. Ты только что сам сказал, что с Уолтером ничего не может случиться. Ты-то во всяком случае зачем там нужен? Только промокнешь и заработаешь новый приступ кашля, вот и все. Да он наверняка сидит сейчас дома у какой-нибудь рыбачки и попивает бренди.
— Сомневаюсь, — ответил Генри. — Если бы Уолт где-нибудь задерживался, то обязательно позвонил бы. Он же знает, что мать будет беспокоиться.
Надвинув капюшон, Генри вышел через черный ход в сад и направился в сторону гавани.
Элеонора в недоумении смотрела на закрывшуюся за мужем дверь.
— Зачем он ушел? Куда его понесло?.. Он еще не оправился полностью от своего бронхита. Ведь сегодня обычный шторм, правда? Каких много бывает. Я сама сколько раз бывала в море во время шторма, и почему-то никто не волновался.
В двухсотфутовой паровой яхте шторма переносятся несколько легче, чем в рыбачьем боте, подумала Эспер, но вслух сказала с улыбкой:
— Конечно, конечно.
Карла сидела на своей табуретке, переводя напряженный взгляд с матери на бабушку и обратно.
Огонь в камине ярко вспыхнул и погас. Ветер сорвал с одной петли ставень, который теперь с громким стуком бился о стену дома. Это было, кажется, в родильной комнате… Эспер прислушивалась к шуму моря. Слава Богу, что прилив заканчивается. Видимо, переменился ветер.
Вскоре вернулся Генри. Стоя у двери черного хода, на коврике, он стряхивал с себя влагу и постукивал по полу ногами, обутыми в резиновые сапоги.
— Ничего, — сказал он мрачно. — Все лодки пришли, кроме лодки Уолта.
Внутри у Эспер от этих слов все похолодело.
