Жюльетта Бенцони - Ты, Марианна
Мелина запросто взяла под руку свою новую подругу и направилась с ней к лестнице.
— Искать более достойное судно для посланницы императора французов, чем простая лодка Иоргоса. Рыбак отвезет вас только до Наксоса! Корабль будет ждать вас там, — сказала она. — Теперь идем, нам надо возвращаться. Полночь прошла, и первая ночная служба скоро начнется. Не следует, чтобы тебя увидели здесь…
Поцеловав руку игумену, женщины пошли к выходу, сопровождаемые толстым монахом. Кратко попрощавшись, Теодорос исчез в глубинах монастыря, где он находился уже несколько дней.
Ночь стала совсем светлой, и на длинной крыше водохранилища отчетливо выделялись малейшие детали.
Когда они прошли портик под колоколом, его протяжные звуки, призывающие к молитве, разбудили эхо внутри монастыря. Толстый монах, торопливо пробормотав благословение, поспешил запереть решетку, тогда как Марианна и ее спутница пустились вниз по тропинке домой.
Обратный путь прошел гораздо быстрее, и сторожевой пост миновали беспрепятственно. Огонь догорал, и возле него безмятежно спали двое солдат, опираясь на свои длинные ружья. Легкие шаги женщин не разбудили их, так же как и шорох ветвей. Через несколько минут Мелина закрыла за ними дверь старой часовни и зажгла масляную лампу.
Несколько мгновений они стояли, вглядываясь друг в друга, ничего не говоря, словно наконец взаимно открылись и все недоразумения исчезли. Затем греческая княгиня медленно подошла к своей новой подруге и поцеловала ее в лоб.
— Я благодарна тебе, — сказала она просто. — Я поняла, чего стоит тебе ехать с Теодоросом, и хочу, чтобы ты знала, что если бы ты даже и отказалась, я не позволила бы убить тебя…
— Он может это сделать, когда мы будем далеко отсюда, — прошептала Марианна, невольно затаившая некоторое зло против гиганта.
— Это исключается. Прежде всего он нуждается в тебе… и затем, он непримирим в вопросах чести. Он неистов, вспыльчив, груб, но с момента, как ты станешь его спутницей, он отдаст за тебя жизнь, если тебе будет грозить опасность. Так велит закон горных клефтов.
— Клефтов?
— Это горцы с Олимпа, Пинда и Тайгета. Конечно, они живут разбоем, но они скорее похожи на ваших корсиканских благородных бандитов, чем на простых грабителей. Теодорос, как и его отец, Константин, был их вождем. Освобождение Греции не знает более мужественных бойцов!.. Что касается тебя, теперь ты наша.
Услуга, которую ты нам окажешь, дает тебе право просить помощь и покровительство у любого из нас! А теперь спи, и да пребудет с тобой мир!
Мир?.. Несмотря на героические усилия, Марианне не удалось этой ночью обрести его. То, что ее ожидало, не располагало к душевному спокойствию, ибо, по сути дела, она еще никогда не попадала в такое запутанное положение. Впервые с тех пор, как она покинула Париж, она с чувством глубокого сожаления вспомнила о нежном покое ее дома на Лилльской улице, о розах своего сада и об ироничной, успокаивающей кузине Аделаиде, спокойно ожидавшей — занимаясь болтовней с соседками, службами у Святого Фомы Аквинского и непрерывными закусками, поглощаемыми в невероятном количестве, — письмо, которое позовет ее в далекую Америку к Марианне и ее старому другу Жоливалю… письмо, которое никогда не придет… Если только судьба не согласится привести в порядок спутанные нити и все вернуть на круги своя!
— Ты заплатишь мне за все, Язон Бофор! — внезапно возмутилась Марианна, охваченная пробужденным воспоминаниями гневом. — Если ты жив, я найду тебя, где бы ты ни был, и заставлю заплатить за все, что я перенесла из-за тебя и твоего глупого упрямства! Эта безумная история, связавшая меня с опасными бунтовщиками, тоже пойдет на твой счет!
Она отнесла к себе возмущенную жалобу Антигоны:» Я создана для любви, а не для ненависти…«, — и это позволило ей ощутить себя такой, какая она есть: Марианна в бессильном гневе, Марианна страдающая, готовая к стычкам и безумствам, как она недавно утешалась воспоминаниями о своем доме и кузине.
С ней произошло уже столько всего, она пережила уже столько различных превратностей судьбы, что теперешнее положение было после всего не хуже некоторых других из ее прошлой жизни. Даже ее беременность от ненавистного человека потеряла свое значение.
Она стала второстепенной проблемой. Под ее возмущением рождалось философское равнодушие.
» Мне только не хватает стать предводительницей бандитов, — подумала она, — но с таким Теодоросом до этого, может быть, не так уж далеко!«
И затем, разве самое главное не заключалось в том, чтобы попасть наконец в этот проклятый Константинополь? Конечно, у нее не было больше ни паспорта, ни рекомендательных писем, ничего, что могло бы подтвердить ее полномочия, но она чувствовала себя в состоянии заставить признать себя хотя бы посла, и затем внутренний голос, более сильный, чем любые доводы и вся логика мира, нашептывал ей, что любой ценой необходимо добраться До османской столицы, даже на рыбачьей лодке, даже вплавь!
А Марианна всегда питала большое доверие к своему внутреннему голосу.
ГЛАВА V. ОСТРОВ ОСТАНОВИВШЕГОСЯ ВРЕМЕНИ
Лодка Иоргоса отчалила, скользнула по черной воде в тени рифа, и волны подхватили ее. Стоявшая у входа в небольшой грот, служивший тайным причалом, белая фигура Мелины Кориатис стала удаляться. Ее прощальный жест потонул во мраке, и одновременно исчез и вход в пещеру.
Марианна со вздохом съежилась под большим черным плащом, который дала ей хозяйка, по возможности защищаясь от летящих брызг за приделанными на скорую руку к бортам кусками сурового полотна, предохраняющими от воды груз: в данном случае несколько глиняных кувшинов с вином.
Лодка рыбака была скафо — ладья, одна из тех странных греческих лодок, наскоро сколоченных, которые не привлекали бы внимание на Средиземноморье, если бы не пестрота их парусов.
Низкая осадка в воде корпуса полностью компенсировалась полотняным заслоном, особенно когда море, как этой ночью, было неспокойно. А ночь выдалась холодной, и Марианна благословляла укрывавший ее лохмотья и хорошо согревавший шерстяной плащ.
Расставаясь с мнимой Сафо, она ощутила неожиданную грусть.
Княгиня-революционерка с ее странностями и мужеством понравилась ей. В ней она нашла много общего с собой и другими женщинами, способными жить полной жизнью, подобно ее кузине Аделаиде или Фортюнэ Гамелен.
Их прощание было простым.
— Может быть, снова увидимся! — сказала Мелина, крепко пожимая ей руку. — А если наши дороги больше никогда не пересекутся, ничего не поделаешь. Иди с Богом!
Больше она не произнесла ни слова, но проводила уезжавшую по вырубленной в скале лестнице, узкой и темной, открывавшейся под одной из плит часовни, служившей обиталищем Марианны.
