Жюльетта Бенцони - Конец странствий
Взволнованная до слез Марианна едва прошептала охрипшим голосом:
— Ваше Величество хочет сказать, что я не буду наказана за мой мятеж?
— Конечно, нет! Но ваше присутствие здесь доказывает, что вы не нарушили данное мне слово не ехать в Санкт-Петербург! И поэтому я не добавлю ничего к наказанию, которое я вам определил.
— А… что же это за наказание?
— Ваш особняк в Париже больше не принадлежит вам. Тем более что вы уже давно не мадемуазель д'Ассельна де Вилленев. Отныне ваш фамильный дом принадлежит вашей кузине, мадемуазель Аделаиде д'Ассельна.
Что-то сжало горло Марианне, и она с трудом прошептала:
— Это значит… что Париж отныне закрыт для меня, что я — изгнанница?
— Забавное слово для воспитанной в Англии эмигрантки! Не воображайте, однако, что я вышлю вас в Селтон-Холл. Вы не изгнанница, но вы не имеете больше права жить в Париже постоянно. Кратковременное пребывание вам не воспрещается, но жить постоянно вы обязаны там, где должно.
— И где это?
— Не делайте вид, что не понимаете! Вы — княгиня Сант'Анна, сударыня, вы будете жить вместе с вашим супругом и сыном. Все другие жилища в Империи для вас под запретом.
— Сир!..
— Не возражайте! Я действую только в рамках данного вами обещания. Возвращайтесь к князю Коррадо. Он достоин любви, даже если… цвет его кожи не таков, какой следовало бы иметь такому человеку.
— Цвет его кожи? Ваше Величество знает?
— Да, сударыня, я знаю! Желая избавить вас от неприятностей, связанных с разводом, князь Сант'Анна попросил меня о помощи и доверил мне свою тайну. Я получил от него письмо в Москве. Теперь я знаю, кто женился на вас…
Он медленно приблизился к кровати и положил руку на плечо молодой женщины, которая слушала его, охваченная уходящим из-под контроля чувством. Его голос стал вдруг очень нежным.
— Попытайся полюбить его, Марианна! Никто не заслуживает это больше, чем он. Если ты хочешь, чтобы я полностью простил тебя, будь доброй супругой… и вернись вместе с ним к моему двору. Человек таких достоинств не должен жить анахоретом. Скажи ему это. Скажи также, что прием, который будет ему оказан, отобьет у любого желание посмеяться.
Теперь по щекам молодой женщины текли слезы, но это были слезы благодетельные, слезы облегчения и нежности. Быстро повернув голову, она прижалась влажными губами к бледной руке, сжимавшей ее плечо, не пытаясь произнести хоть слово. Несколько мгновений они оставались так, затем Наполеон осторожно убрал руку и подошел к полуоткрытой двери.
— Констан! — позвал он. — Готово?
Слуга появился немедленно, с портфелем и бумагами, которые он вручил Марианне.
— Здесь, — заметил Император, — паспорт, ордер на реквизицию кареты, разрешение брать почтовых лошадей, деньги, наконец! Отдыхайте! Подлечитесь несколько дней, затем спокойно отправляйтесь во Францию. Уезжая отсюда, отдайте предпочтение саням. Я решил воспользоваться ими.
— Ваше Величество уезжает сейчас же? — робко спросила Марианна.
— Да, мне необходимо вернуться как можно быстрей, ибо я узнал, что в мое отсутствие один презренный безумец, некий Мале, объявив о моей смерти, едва не совершил государственный переворот. Я уезжаю немедленно… — Затем, повернувшись к Констану, ожидавшему, отступив на три шага, приказов: — Уже решено, какой дорогой мы поедем? На Кенигсберг или Варшаву?
— Герцог де Висанс послал курьера до Гумбленнена, чтобы посмотреть, какова дорога на Кенигсберг, которая прямей.
— Хорошо. Едем, мы сможем свернуть, если дорога окажется плохой. Прощайте, сударыня! Надеюсь снова увидеть вас при менее драматических обстоятельствах.
Впервые после долгого перерыва Марианна набралась смелости улыбнуться.
— До свиданья, сир! Если Бог услышит мои молитвы, ваше путешествие пройдет благополучно! Но прежде чем уехать, сир, скажите мне… армия… неужели все было так ужасно, как говорят?
Красивое усталое лицо Императора внезапно искривилось, как от удара. В его бесстрастных глазах появилась такая боль, какой Марианна никогда не видела.
— Это было самое худшее, сударыня. — В голосе его звучала горечь. — Бедные мои дети! Их зверски убивали, и это моя ошибка! Я не должен был так долго задерживаться в Москве! Это проклятое солнце меня обмануло… и теперь я должен бросить их, бросить, когда они еще так нуждаются во мне!..
Марианне показалось, что он сейчас заплачет. Но Кон-стан подошел к хозяину и почтительно тронул его за руку.
— У них есть начальники, сир! Такие, как Ней, Понятовский, Удино, Даву, Мюрат, будут ими командовать, и они никогда не останутся без руководителей!..
— Констан прав, сир! — пылко воскликнула Марианна, — И затем, вся Империя нуждается в вас… все мы. Простите мне, что я оживила вашу боль.
Он сделал знак, что это не имеет значения, провел по лицу дрожащей рукой и с тенью улыбки в адрес молодой женщины покинул комнату, дверь которой осторожно закрыл Констан. Через несколько мгновений шум тронувшихся карет разбудил утреннее эхо в городе. Уже рассвело, и погода явно улучшалась.
Через три дня в поставленном на полозья и запряженном двумя лошадьми дормезе Марианна и Барба покинули Ковно и направились в Мариамполь. Пока молодая женщина отдыхала, Барба разыскала Исаака Левина, которому передала письмо его кузена, жемчужины и лошадку, объяснив, где он может найти поврежденную кибитку. Она вернулась с новыми одеждами, не только теплыми, но и более соответствующими рангу той, кто отныне получила право быть самой собою. И, занимая место рядом с Марианной в комфортабельном дормезе, полька не могла удержаться, чтобы с удовлетворением не заметить:
— Я была права, считая, что удача однажды вернется, но не надеялась, что так скоро! Госпоже княгине теперь не о чем заботиться. Всякие авантюры закончились.
Марианна обернулась к ней и улыбнулась с оттенком прежней иронии:
— Вы думаете? Я боюсь, однако, что принадлежу к тем женщинам, которых авантюры преследуют до самой смерти, моя бедная Барба. Но я надеюсь, что вы-то уж больше не пострадаете…
На почтовой станции в Мариамполе узнали, что Император направился в Польшу, чтобы своим присутствием подогреть энтузиазм польских союзников, заметно остывший из-за слухов об отступлении. Но Марианне не было никакого смысла следовать его примеру, и она двинулась к Балтийскому морю, несмотря на возникавшие из-за заносов трудности. И не раз на протяжении этой долгой дороги она благодарила небо за встречу с Наполеоном, которая позволила ей путешествовать в таких удобных условиях.
— Мне кажется, что с нашей кибиткой мы никогда не доехали бы! — поделилась она с Барбой.