Патриция Гэфни - Идеальная любовница
— Все до одного, ваша милость, в течение пяти недель. Она четыре раза не отмечалась у меня и два раза подряд не появилась в конторе окружного констебля, к тому же с 20 июля она не платит штраф.
Гнетущее молчание. Они не дадут ей сказать ни слова в свою защиту. Мэр задумчиво барабанил пальцами по столу, капитан Карнок, уставившись в пространство, расчесывал пальцами свои пышные бакенбарды. Ей казалось, что она слышит у себя за спиной возбужденное щелканье спиц.
— Офицер, задержавший миссис Уэйд, присутствует в зале?
— Нет, ваша милость, он занят в судебном заседании в Плимуте и поэтому не смог приехать. У нас есть его письменное заявление, подтвержденное присягой.
— Передайте его суду, пожалуйста.
Бэрди передал мировому судье лист бумаги.
Вэнстоун нацепил на нос очки в золотой оправе. Он неторопливо прочел письменные показания, затем передал их капитану Карноку.
— Миссис Уэйд была задержана при попытке к бегству офицером Граймсом, представителем полиции Плимута, в понедельник на этой неделе, — нарочито медленно, чтобы секретарь успел записать, произнес мэр. — Ее обнаружили и задержали на верфи Кихэм в тот момент, когда она пыталась выяснить стоимость проезда на быстроходном океанском судне до Канады или Соединенных Штатов.
— Я только… Я хотела…
Вэнстоун молниеносным жестом сорвал очки и устремил на нее возмущенный взгляд серых глаз.
— Подсудимым полагается молчать! — прогремел он.
Рэйчел повиновалась, но не опустила глаз и не склонила головы в знак покорности. Их взгляды скрестились, протекла томительная пауза, и мэр отвернулся первым. Эта маленькая победа придала ей духу.
— Есть здесь кто-нибудь, кто мог бы выступить в ее защиту? — осведомился капитан Карнок, нарушив затянувшееся молчание.
Никто не ответил.
— В таком случае… — начал Вэнстоун.
— Я хотел бы дать показания.
Рэйчел вздрогнула, узнав голос Уильяма Холиока. Раньше она его не заметила, он находился в дальнем углу комнаты. А теперь она увидела, что он сидит рядом с Энни Моррелл, на чьем прелестном лице застыло тревожное выражение. Встретившись глазами с Рэйчел, Энни послала ей торопливую улыбку, ободряющую и полную надежды.
— У вас имеются сведения, непосредственно касающиеся обстоятельств дела?
— Да, имеются, — ответил Уильям.
— Пройдите вперед и принесите присягу.
Уильям поклялся на Библии говорить только правду и ничего, кроме правды, после чего занял свидетельское место в тесной фанерной кабинке рядом с барьером, за которым стояла подсудимая.
— Что вы хотите сообщить суду, мистер Холиок? — спросил Вэнстоун.
Уильям теребил шляпу и медленно поворачивал ее в руках. Откашлявшись, он громко заявил:
— Я хочу сказать, что миссис Уэйд не пыталась бежать, хотя, как я только что услышал, ее именно за это арестовали. Я с ней говорил перед тем, как она уехала, и знаю, что она не собиралась бежать. Она просто хотела покинуть поместье.
Он бросил взгляд на Рэйчел, словно надеясь, что она поймет, что он, как может, старается ее защитить, и вновь повернулся к судьям.
На Вэнстоуна его слова не произвели должного впечатления.
— Она что-то упомянула в разговоре с вами, что навело вас на мысль, будто она намерена вернуться?
Уильяму пришлось признать, что ничего такого она не говорила.
— Но, — добавил он, — она ничего не сказала, что навело бы меня на мысль, что она не собирается возвращаться.
— Что же именно она вам сказала? — спросил капитан Карнок.
Лицо управляющего сморщилось в мучительной попытке вспомнить, как было дело.
— Слово в слово я не помню. Что-то вроде: «Мне придется уехать отсюда». И она пожала мне руку.
— «Мне придется уехать отсюда»?
— Ну, может, не совсем так. Может, «я должна уехать».
— «На время»?
— Она не сказала «на время», но…
— Она взяла все свои вещи?
— Вот уж этого я не знаю. Но зато, — упрямо продолжал Уильям, повысив голос и предупреждая следующий вопрос мэра, — она мне прямо сказала, что едет в Плимут. Если бы она собиралась сбежать, зачем ей это сообщать? Говорю вам, она не собиралась бежать, она просто хотела уехать.
Карнок покачал головой, а тонкие губы мэра растянулись в презрительной усмешке, куда более красноречивой, чем любые слова.
— Весьма любопытное умозаключение, мистер Холиок. Вам больше нечего добавить?
Уильям горестно покачал головой и уже собрался покинуть свидетельское место, но Карнок остановил его вопросом:
— Вам что-либо известно о письме, аннулирующем условия освобождения миссис Уэйд?
— Нет, сэр. Я узнал о нем только здесь, в суде.
— Вы ничего не слышали о нем до сегодняшнего дня?
— Нет, сэр.
— Можете ли вы утверждать, — оживился Вэнстоун, — что вас с миссис Уэйд связывают дружеские отношения?
Уильям посмотрел прямо в глаза Рэйчел и твердо ответил:
— Да, сэр.
— Вы с ней близкие друзья?
Прошло несколько секунд, пока Уильям обдумывал ответ.
— Да, — заявил он решительно. — Я бы сказал, что это так.
Вэнстоун набросился на него как коршун.
— Однако несмотря на то, что вы близкие друзья, миссис Уэйд ни слова не сказала вам о письме, отменяющем условия ее освобождения из тюрьмы? О письме, которое, в сущности, сделало ее свободной женщиной?
Рэйчел опустила взгляд, не в силах вынести замешательства, написанного на простом и честном лице Уильяма. После долгой паузы он пробормотал что-то невнятное, и Вэнстоун заставил его повторить.
— Нет, она мне ничего не говорила, — неохотно повторил управляющий.
Его попросили сесть на место.
Вэнстоун и Карнок придвинулись друг к другу и начали шептаться. В зале поднялся глухой гул, но вдруг его прорезал звонкий женский голос:
— Я хочу кое-что сказать.
Энни тяжеловесно и неуклюже поднялась со своего места, опираясь на плечо Холиока как на костыль. Она была закутана в объемистую синюю шаль, нисколько, впрочем, не скрывавшую величественный вид ее живота.
— Преподобному Морреллу пришлось уехать в Мэрсхед по долгу службы, но я надеялась, что к этому часу он вернется. Он хотел прийти на слушания и дать показания в пользу миссис Уэйд. Я хочу сказать несколько слов вместо него.
Мэр милостиво кивнул.
— Это имеет прямое отношение…
— Это не показания, строго говоря. Мне ничего не известно о поездке миссис Уэйд в Плимут или об условиях ее освобождения из тюрьмы.
— Понятно.
Вэнстоун потянул себя за кончик серебряного уса, затем сделал разрешающий, высокомерно-снисходительный жест рукой.
