Диана Гэблдон - Чужеземец
Он раздвинул мне ноги коленом и вошел в меня глубоко, одним толчком, заставившим меня ахнуть. Джейми издал звук, больше похожий на стон, и еще сильнее вцепился в меня.
— Ты моя, то duinne , — тихо произнес он, погружаясь в меня еще глубже. — Только моя, сейчас и навсегда. Моя, хочешь ты этого или нет.
Я попыталась вырваться из его хватки и со свистом втянула в себя воздух со слабым «ах», когда он погрузился еще глубже.
— Да, я хочу любить тебя жестко, моя Сасснек, — прошептал он. — Я хочу владеть тобой, обладать тобой, душой твоей и телом.
Я пыталась сопротивляться, но он прижимал меня все сильнее, словно вколачивался в меня — непрерывное, неумолимое движение, достигающее моей утробы с каждым толчком.
— Я хочу, чтобы ты называла меня «повелителем», Сасснек. — В его тихом голосе звучала угроза отмщения за муки последних минут. — Я хочу, чтобы ты стала моей.
Я дрожала и стонала, моя плоть сжималась в спазмах от этого вторжения, от его бьющего присутствия. Но движение все продолжалось и продолжалось, он ударял меня снова и снова, и каждый удар находился на грани между удовольствием и болью. Мне казалось, что я растворилась и существую только сейчас, во время этого насилия, что меня принуждают к абсолютному отказу от себя.
— Нет! — выдохнула я. — Остановись, пожалуйста, ты делаешь мне больно!
По его лицу струился пот, капая на подушку и на мои груди. Теперь наши тела встречались с такой силой, что очень скоро мы перешли грань, за которой начиналась боль. Бедра от непрерывных ударов покрылись синяками, запястья, казалось, сейчас сломаются, но его хватка оставалась неумолимой.
— Да, моли о милосердии, Сасснек. Только ты его не получишь. Еще нет.
Его дыхание было жарким и быстрым, но он не выказывал никаких признаков усталости. Мое тело сотрясалось, ноги поднялись, чтобы обхватить его бедра, стремясь сдержать напор.
Я чувствовала удар от каждого толчка глубоко в животе и пыталась съежиться, а мои бедра вероломно поднимались, приветствуя его. Он ощутил этот отклик и удвоил усилия, теперь прижимая мои плечи, чтобы удержать меня под собой.
У моего отклика не было ни начала, ни конца, только непрекращающийся трепет, достигавший пика при каждом толчке. Его движение было вопросом, задаваемым моей плоти снова и снова и требующим ответа. Он выпрямил мои ноги и повел меня дальше, сквозь боль в чистейшее чувство, на край покорности…
— Да! — закричала я. — О Господи, Джейми, да!
Он схватил меня за волосы и откинул мне голову назад, глядя мне в глаза своими, сверкающими яростным торжеством.
— Да, Сасснек, — пробормотал он, отвечая скорее моим движениям, чем словам. — Я буду на тебе ездить!
Его руки упали мне на груди, сжимая и гладя их, потом скользнули ниже. Он лежал на мне всем телом, приподнимая меня, чтобы проникнуть еще глубже. Я пронзительно закричала, но он накрыл мои губы своими — не поцелуй, а новое нападение. Он силой раздвигал мои губы, кусал их, царапал мне лицо щетиной. Он ударял теперь сильнее и быстрее, словно мог принудить мою душу, как принудил тело. В теле или в душе — где-то он высек искру, и ответная ярость страсти и желания разгоралась под пеплом моей покорности. Я выгнулась, встречая его; удар за удар. Я укусила его за губу и ощутила вкус крови.
Потом я почувствовала его зубы на своей шее и впилась ногтями ему в спину. Я царапала его от загривка до ягодиц, заставляя приподниматься и кричать. Мы свирепо атаковали друг друга в страстном желании, кусались и царапались, стремились добиться крови, стремились вбить себя в другое тело, разрывали плоть друг друга во всепоглощающем желании слиться воедино. Мой крик смешивался с его криком, и мы полностью потеряли себя друг в друге в тот последний миг растворения и завершения…
* * *Я очень медленно возвращалась к себе, лежа на груди Джейми. Наши потные тела все еще оставались слившимися, бедро к бедру. Он дышал тяжело, с закрытыми глазами. Я слышала его сердце под своим ухом; оно билось в том необычно медленном и могучем ритме, что следует за оргазмом.
Джейми почувствовал, что я пришла в себя, и привлек меня ближе, словно желая удержать миг нашего единения, достигнутого в последние секунды такого гибельного слияния. Я свернулась калачиком рядом с ним и обняла его.
Он открыл глаза и вздохнул, губы изогнулись в слабой усмешке, когда мы встретились взглядами. Я подняла брови, задавая молчаливый вопрос.
— О да, Сасснек, — сказал он довольно уныло. — Я твой повелитель… а ты — моя госпожа. Кажется, я не могу обладать твоей душой, не потеряв свою. — Повернул меня на бок и удобно прижался ко мне сзади. В окно дул вечерний ветерок, в комнате становилось прохладно, Джейми натянул на нас одеяло. Какой ты шустрый, парень, сонно подумала я. Фрэнк до этого так и не додумался. И уснула в его надежных объятиях, и он тепло дышал мне в ухо.
* * *Проснувшись на следующее утро, я поняла, что у меня болит каждая мышца. Я с трудом добрела до туалета, потом до умывального таза.
Внутри как будто поработала маслобойка. Я чувствовала себя так, словно меня избили каким-то тупым предметом. Да, подумала я, это очень близко к истине. Когда я подошла к кровати, увидела тот самый тупой предмет, только сейчас он выглядел вполне безобидным. Его владелец проснулся, когда я села рядом, и посмотрел на меня с мужским самодовольством.
—Похоже, скачка была знатная, Сасснек, — произнес он, прикоснувшись к синяку на внутренней поверхности моего бедра. — Седлом натерло, да?
Я прищурилась и провела пальцем по глубокому укусу на его плече.
— Ты тоже выглядишь довольно потрепанным, мой друг.
— Что поделать, — сказал он с сильным шотландским акцентом, — если в твоей постели лежит ведьма, будь готов к тому, что тебя покусают. — Схватил меня за шею и повалил на себя. — Иди сюда, ведьмочка. Покусай меня еще немного.
— Ой нет, — отпрянула я. — Я просто не могу, у меня все болит.
Джеймс Фрэзер был не тем мужчиной, который согласится с твоим «нет».
— Я буду очень нежен, — замурлыкал он, увлекая меня под одеяло.
И он был так нежен, как может быть нежен только очень крупный мужчина, он обращался со мной, как с яйцом перепелки, он ласкал меня со смиренным терпением (и я поняла, что это искупление) и с ласковой настойчивостью (и я поняла, что это продолжение урока, начатого так жестоко вчера вечером). Он был готов стать нежным, но не принимал отказа.
Он задрожал в моих объятиях, когда пришел к завершению, он дрожал, стараясь больше не двигаться и не причинять мне боль проникновением.
