Мишель Моран - Нефертити
Неферуатон доковыляла к нам, и девочки получили свои подарки. Пока они лихорадочно их разворачивали, мать подошла обнять меня и расцеловала в обе щеки. Потом послышался громкий голос Меритатон.
— Я никогда не видела ничего подобного! — объявила она, и голос ее звучал так, словно ей было не пять, а все пятнадцать. — Мават! — Она подошла к постели Нефертити. — Ты когда-нибудь видела подобное?
Нефертити посмотрела на дощечку для письма, сделанную из слоновой кости; Нахтмин сделал их с помощью резчика, работающего над нашей гробницей. На дощечках были вырезаны имена царевен и сделаны подставки для кистей и неглубокие чернильницы. Моя сестра потрогала гладкие края и тоненькие кисточки, и когда она подняла голову, чтобы поблагодарить Нахтмина, взгляд ее был уже иным.
— Они прекрасны. У нас во дворце нет ничего подобного, — признала она. — Откуда это?
— Я хочу посмотреть на них, — распорядился Эхнатон.
Девочки отнесли свои таблички отцу. Фараон небрежно осмотрел их.
— Наши ремесленники могут сделать лучше.
Нахтмин почтительно склонил голову:
— Я сделал их вместе с одним резчиком из Фив.
— Очень искусная работа, — похвалила его Нефертити.
Эхнатон, побагровев, встал.
— Меритатон, Мекетатон! Мы едем на Арену!
— А военачальник с нами поедет? — спросила Меритатон.
Эхнатон остановился у двери. Все застыли. Фараон развернулся и посмотрел на Меритатон.
— Кто сказал, что этот человек был военачальником?
— Никто. — Меритатон, должно быть, услышала угрозу в голосе отца и поняла, что не стоит говорить ему правду, а правда, судя по всему, заключалась в том, что визирь Эйе до сих пор называл моего супруга военачальником. — Я просто увидела его мышцы и поняла, что он много времени работает под открытым небом.
Эхнатон сощурился:
— А почему тогда не рыбак или не художник?
Я никогда не забуду ответа Меритатон, показывавшего, сколь сообразительна она была в свои пять лет.
— Потому что наша тетя никогда бы не вышла замуж за рыбака.
На миг воцарилось напряжение, а потом Эхнатон рассмеялся и подхватил Меритатон на руки.
— Поехали на Арену, и я покажу тебе, как ездят воины! Со щитом!
— А как же я? — закричала Анхесенпаатон.
— Тебе всего два года! — отрезала Меритатон.
— Ты тоже поедешь, — объявил Эхнатон.
Когда они ушли вчетвером, отец спросил у Нахтмина:
— Может, показать тебе твои покои?
— Думаю, это было бы хорошо, — ответил мой муж.
— И мы дадим вам нескольких личных слуг на то время, что вы пробудете здесь.
Мать встала, собираясь присоединиться к ним, и Нефертити отчаянно воскликнула:
— Но ты вернешься к ужину?
— Конечно, — ответил отец таким тоном, словно иначе и быть не могло.
Я придвинула табурет к кровати Нефертити.
— У тебя красивый муж, — признала сестра. — Неудивительно, что ты предпочла его мне.
— Нефертити!.. — запротестовала было я, но Нефертити подняла руку:
— Сестры не могут быть близки вечно. Мы с Мерит стали друзьями. В этом году я сделала ее отца визирем. На должности писца он растрачивал свои способности впустую.
Я оглядела комнату.
— Она приносит мне сок. Она отлично выбирает ююбу. И она не хочет замуж, — многозначительно добавила Нефертити.
Я вздохнула.
— Ну так как ты себя чувствуешь?
Сестра пожала плечами:
— Хорошо, насколько это возможно. Говорят, беременность достаточно тяжелая, чтобы это был сын. — Ее темные глаза заблестели. — Но другие говорят, что это может быть двойня. Ты когда-нибудь слышала, чтобы женщина родила двойню и осталась в живых?
Я сжала губы, чтобы не пришлось врать.
— Никогда? — со страхом прошептала Нефертити.
— Двойни бывают редко. Наверняка должны быть женщины, которые при этом оставались живы.
Нефертити посмотрела на свой живот:
— Четыре царевны, Мутноджмет. Четыре! Думаю, Некбет отвернулась от меня.
Голос ее был мрачен. Кто знает, возможно, она впервые со времени моего отъезда из Амарны признавалась кому-то в своих истинных страхах. Да и кому еще она могла довериться? Моей матери, которая стала бы уверять ее, что все будет хорошо? Нашему отцу, который велел бы ей думать о царстве? Мерит, которая ничего не знала о родах и сопутствующей им боли? Нефертити взяла меня за руку, и внезапно жизнь в Фивах показалась мне ужасным лишением, и я почувствовала себя виноватой за то, что бросила ее здесь одну, наедине с ее страхами и честолюбием, — хотя это она меня изгнала.
— Мутноджмет, пообещай мне, что, если я умру родами, ты сделаешь Меритатон царицей. Пообещай, что Кийя никогда не станет главной женой.
— Нефертити, не надо так говорить…
Она сильнее сжала мою руку и задрожала.
— Я должна пережить эти роды. Я должна выжить, чтобы увидеть моего сына на троне.
Она с надеждой посмотрела на меня, но я не стала обещать, что она непременно это увидит. Это ведомо лишь Некбет. Лишь Таварет могла бы сказать об этом.
Вместо этого я спросила сестру:
— Сколько еще осталось?
Нефертити посмотрела на свой живот. Он был таким же маленьким и аккуратным, как и в прошлые разы, но на этот раз выглядел круглее и как-то тяжелее.
— Три. Еще три месяца, пока все это закончится.
С другими детьми она никогда не испытывала подобного нетерпения.
— Но ты мне поможешь, ведь правда же?
— Конечно.
Нефертити медленно кивнула, успокаиваясь.
— А то я подумала… — Ее глаза наполнились слезами. — Я подумала, что ты меня бросила.
Она напрочь позабыла про мое изгнание, надежно упрятала эти воспоминания, чтобы они не преследовали ее и чтобы это она была пострадавшей стороной.
— Я тебя не бросала, Нефертити. Можно любить двух людей одновременно, как ты любишь Меритатон и нашего отца.
Нефертити посмотрела на меня с глубочайшим недоверием.
— Я останусь до тех пор, пока ты не родишь своих сыновей, — пообещала я.
26
Перет. Сезон роста
Схватки начались несколько месяцев спустя, на рассвете. Эти роды были у моей сестры самыми продолжительными, и повитухи, собравшись в углу, обеспокоенно переглядывались и обсуждали, не дать ли ей ревень и руту.
— Что они говорят? — вскрикнула Нефертити.
— Что у тебя никогда еще не было настолько болезненных родов, — правдиво ответила я.
— Если что-то пойдет не так — скажи мне! — выдохнула сестра. — Если они что-то поймут…
— Ничего страшного не происходит, — оборвала я ее и успокаивающе положила руку ей на лоб, а Нефертити вцепилась в ручки родильного кресла.
