Горгона и генерал - Тата Алатова
— Письмо десятилетней давности? Серьезно? Стоило меня ради этого будить? Очевидно, что ничего срочного там уже нет. Все новости протухли! — и она злорадно захихикала.
Генерал закатил глаза.
— Оно от короля.
— Оу. Мудрейший, светлейший и сиятельный написал что-то в духе «Так тебе и надо, похотливый, старый козел»?
— Фу, Гиацинта! Где вы набрались таких выражений?
— А кто водил невинную девушку в трактир?
— Вашей невинности не хватило бы даже на носовой платок.
— Полегче! Вы разговариваете с почтенной вдовой.
— Очень везучей вдовой… Но это письмо вовсе не от венценосного щенка. Оно от настоящего короля.
У неё была замечательно нежная и гладкая пятка. Приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы не пощекотать её.
— От какого настоящего? — изумилась она. — От мертвого короля?
— От короля Ричарда.
Она нахмурилась, припоминая столь далекие для неё события.
— Но король Ричард умер до вашей ссылки.
— Интересно, правда?
Глаза Гиацинты вспыхнули жадным любопытством ребенка, слушающего захватывающую историю.
— Что там было написано?
— Представляю, как страшно ты сейчас зол, но поверь, так будет лучше. И это совсем ненадолго.
— Что?
— Представляю, как страшно ты сейчас зол, но поверь, так будет лучше. И это совсем ненадолго, — терпеливо повторил Трапп.
Она захохотала.
— У кого-то очень своеобразное чувство юмора, — сказала горгона, — да что вы вцепились-то в мою ногу! У вас какая-то отдельная любовь к этим конечностям?
Она наконец вырвала свою пятку и встала. Зажгла несколько свечей.
— Покажите, — велела властно.
Он протянул ей письмо.
Некоторое время Гиацинта таращилась на него с умным видом, потом повернулась к Траппу.
— Но тут нет подписи.
— Это его почерк.
— Или подделка.
— Или его почерк.
— Но, Бенедикт, тогда это означает, что новый король отправил вас в ссылку по приказу старого. И жена посла тут ни при чем… если только её не подсунули к вам специально.
— Зачем, Гиацинта?
— Убрать подальше от столицы и от государственных дел?
— Легче легкого. Меня можно было отправить на любую границу.
— Значит, этого было бы недостаточно.
Он нахмурился.
— Мне нужно поговорить с отцом. Он был советником обоих королей.
— Купите лошадь в деревне, и… Ах, да, у вас же нет денег.
И горгулья снова захихикала.
— Вас удивительным образом смешат мои беды, — покачал головой Трапп.
— Да нет у вас никаких бед, — рассудительно отозвалась она. — Сейчас вы будете просить у меня денег. Начинайте, — милостиво кивнула она, отчего папильотки на её голове подпрыгнули.
— Вы всерьез думаете, что я не смогу раздобыть себе лошадь? — развеселился он.
— Задам этот вопрос снова: почему вы все еще здесь?
— Если я не могу вернуться на поле боя, то какая разница, где мне быть? — пожал он плечами и отправился к выходу.
— Эй, Трапп, — окликнула она его, — а сколько всего у вашего отца имений?
— Я так и знал, что однажды вы посватаетесь ко мне, Гиацинта. Пересчитываете мое приданое?
— Подсчитываю, сколько времени вам понадобится на то, чтобы отыскать отца в одном из них.
— Ценю ваше желание выставить вон из замка, но не утруждайте себя подобной арифметикой. Мчаться туда, не знаю куда, — удел юнцов.
— Не говорите с таким умным видом, — ответила она саркастически. — Это вы ко мне прибежали среди ночи за советом, а не я к вам.
— За советом? — он даже присвистнул. — Что за странная мысль вас посетила, моя дорогая.
— А разве нет? — на секунду с неё слетела обычная самоуверенность.
— Мне просто было до жути интересно, как вы выглядите без слоя этих безобразных белил.
— Безобразных? — задохнулась она от возмущения. И все же не удержалась от тщеславного: — Ну и каков результат?
— Вы обворожительны, — улыбнулся Трапп вполне искренне. Гематома удовлетворенно хмыкнула, и самодовольство окрасило её щеки в розовый свет. — Особенно в той зеленой марлечке, — не удержался он, памятуя о том, что скромность — добродетель девушки. — Так всегда и ходите!
И закрыл дверь прежде, чем по ней ударил шлепанец.
Следующим утром Трапп встал, вопреки обыкновению, на рассвете и довольно бодро спустился вниз. Замок был тих и спокоен, птички щебетали, а трава поблескивала от росы. Забрав в сарае свою косу, он решил срезать через парк и едва не порезался, наскочив на задумчиво стояющую на пеньке горгону.
— Господи боже, вы вообще не спите?
Горгулья выглядела не менее изумленной.
— Куда вы идете с этой штукой?
— Косой?
— Вы похоже на небритую смерть, которая забыла надеть черный плащ.
— А вы похожи на сумасшедшего садовника, который забыл, что такое сон.
— Просто я жаворонок, — горгона спрыгнула с пенька. — Если вы такой любитель косить, почему наш сад зарос травой?
— Наш сад? Вы словно сварливая жена, Гиацинта.
— Вы заметили, что со вчерашнего дня говорите о нашем с вами бракосочетании? Вас так поразила моя пятка?
— О, перестаньте. Я знаю куда более простые способы самоубийства, чем женитьба на вас.
— Это один из них? — кивнула она на косу.
— И вот что удивительно, — сказал он, разглядывая её, — сейчас пять утра. На вас тяжелые изумруды, роскошное платье, и в вашей прическе перо. Вы вообще нормальный человек?
— Это вопрос самодисциплины, Трапп.
— Поразительная вы женщина. Повезло вашим мужьям.
Деревенский сенокос Трапп любил. Было в этом синхронном, изнуряющем занятии что-то умиротворяющее. К тому же физические упражнения отлично помогали думать.
Трапп не причислял себя к великим мыслителям, однако нельзя стать великим генералом только потому, что ты богатый и красивый.
Итак, что он знал о горгоне?
Она вышла замуж в семнадцать за безобразного нищего старика, даром что маршала. Стетфилд был неплохим человеком, но картежником и пьяницей.
Второй её брак, очевидно, случился в рекордно короткие сроки после похорон. И снова странный выбор: жестокий Крауч, чьи доходы тоже не стремились превышать расходы.
А потом горгулья каким-то невероятным образом попала прямиком в постель короля-щенка.
А она была совершенно не в его вкусе.
Джонни любил пухленьких, глупых и очень добрых женщин, которые годились заодно и в мамочки. Гематома явно не входила в круг его интересов.
Её пасынок, Шарль, был пылко влюблен в неё, но она отослала его прочь, не моргнув глазом.
Кто такой Джереми, которого она побуждала к убийству?
И почему среди целой пачки писем было только одно, адресованное кому-то с фамилией Де Ла Круа-Минор, и это письмо заставил её написать сам Трапп?
Она не поддерживала связь с семьей?
Да к черту благовоспитанность, если у него был простой и надежный способ выяснить все тайны этой женщины одним махом.
И, оставив косу, Трапп направился в трактир.
9
Перебирая письма
