Констанс Йорк - Воскреснуть и любить
— Я вижу, вы не успели позавтракать, — сказал он.
— Конечно, успела. Доела оставшегося со вчерашнего вечера цыпленка и закусила пирожным с кремом. — Она на секунду задумалась. — И куском ананасового торта.
Он подивился, куда все это идет. Формы у нее были пышные, но никто не назвал бы их чрезмерными.
— Все сгорает, — ответила она на немой вопрос. — Лучшее, что есть в этой работе.
— А что в ней худшее?
Проповедник подбирался к ее душе с черного хода. Энтони удивило свое умение задавать наводящие вопросы.
Интересно, какими еще талантами он обладает? Девушка следила за тем, как он жует кусок сандвича, ожидая ответа. Хэкворт ел с таким видом, словно пища для него вовсе не существовала. Совершенно. Кто-то сказал ему, что надо есть три раза в день, а он не посмел усомниться.
Неужели вся его жизнь была такой же безвкусной? Неужели и удовлетворение остальных потребностей не доставляло ему никакого удовольствия? На мгновение она представила себе Энтони Хэкворта в постели. Для этого не понадобилось большого усилия. Пришлось объяснить себе, что он относится к тому типу мужчин, который наводит женщин на подобные мысли. В его глубоко посаженных глазах было нечто, заставлявшее думать, что обнаженное тело этого человека должно быть настоящим чудом.
Наверняка он женат. Ведь все священники обязаны быть женаты, правда? Кто будет играть на органе или вести уроки в воскресной школе, если не жена проповедника? Должно быть, Энтони занимается с женой любовью по средам и субботам, потому что кто-то сказал ему, что так надо. Неужели Хэкворт предается любовным утехам, не испытывая при этом ни малейшего наслаждения?
— Так что, нет худшего? — спросил он, видя, что девушка медлит с ответом.
Она заставила себя отвлечься.
— Худшее — то, что времени ни на что не хватает. Приходится слишком много работать. Лезешь вон из Кожи, а дел только прибывает и прибывает.
— Это чувство мне знакомо.
— В самом деле? — Она откинулась на спинку стула и принялась потягивать колу.
— А что в этом странного?
— Я думала, что духовенство спокойнее относится к тому, как проходит время. Разве вы не испытываете чувство, что каждый прожитый день приближает вас к царствию небесному?
Странное выражение промелькнуло в его серьезных глазах. Кэрол была уверена в этом, но не поняла, что оно означает.
— Нет, — сказал он. — Ко мне как к представителю духовенства это не относится. Достаточно взглянуть по сторонам, чтобы увидеть, как много на земле дела.
— Ну, со всеми делами на земле не справиться ни вам, ни мне. — Она протянула руку к стоявшей на столе вазе с фруктами и взяла яблоко. Владелец овощного рынка в двух кварталах отсюда отбирал для нее слегка попорченные и перезрелые фрукты. Сегодня утром она набрала две больших корзины и принесла их сюда. Одна из молодых матерей обещала испечь на ее долю яблочный пирог.
— Вас в самом деле удручает, что вы не можете справиться со всем на свете? — спросил Энтони.
— В самом деле? — Она откусила большой кусок. Сок брызнул девушке на язык, и ей пришлось сделать глоток, прежде чем заговорить снова. — Ага.
— Значит, вам удается закрывать глаза на то, что происходит вокруг?
— Если бы я верила, что постоянное беспокойство может кому-то помочь, то беспокоилась бы день и ночь. Но это бесполезно. — Она почти дословно повторила фразу, сказанную соседкой Долли: — Пещеры останутся Пещерами и тогда, когда меня не будет на свете. Я родилась здесь и, наверно, здесь же умру. Скорее рано, чем поздно. А тем временем постараюсь сделать все, что могу.
Энтони внимательно посмотрел на Кэрол и опустил глаза. Он узнал, что «Фонд Исиды» был создан девушкой практически в одиночку, что это единственная общественная служба в городе, созданная по инициативе местных жителей, а не обязанная своим возникновением сторонним благотворительным организациям. Из беседы с Глорией Макуэн ему стало известно, что, несмотря на свои двадцать пять — двадцать шесть лет Уилфред цепко ведет дело, выколачивает ассигнования и не забывает ни об одной стороне деятельности только что оперившейся клиники.
Глория говорила о Кэрол с уважением, но сам Энтони вовсе не был уверен в талантах девушки. Ее манера поведения раздражала и одновременно возбуждала любопытство. Слава Богу, сейчас в нем преобладало раздражение. Любопытство было куда более опасно.
— В таком случае зачем надрываться, если вас не волнует мысль, что все равно ничего нельзя изменить?
С завидной сноровкой она швырнула сердцевинку яблока в мусорное ведро, а затем молча уставилась в заднюю стену. Когда Кэрол повернулась к нему, в ее глазах бушевало пламя.
— А с чего вы взяли, что это меня не волнует?
— Из ваших же слов.
— Я сказала, что не в моих силах изменить мир. Я родом отсюда. Может быть, это позволяет мне видеть горизонт. А вы приезжий. Судя по акценту и манерам, вы с Восточного побережья. Частные школы, семья, относящаяся к верхушке среднего класса, да? — Она следила за священником. Хэкворт держался блестяще. На его лице не шевельнулся ни один мускул, но девушка убедилась — долгая борьба за существование обострила ее чувствительность, — что была права.
Она продолжила фразу прежде, чем Энтони успел возразить.
— Вы очутились здесь потому, что по какой-то причине совесть у вас оказалась величиной с рытвину на Грейфолд-авеню. Наверно, в один прекрасный день поняли, что в детстве у вас было все, а у других — ничего. Так вы и оказались здесь, в кейвтаунской глуши, пытаясь на свой манер выполнять функции «Корпуса Мира». И вы так чертовски уверены в своей правоте, что не допускаете и мысли, будто другие тоже могут делать что-то нужное.
— Судя по тому, что я здесь увидел, вы действительно делаете нужное дело.
— Но мыслю я по-прежнему неправильно, да, падре? Я делаю это не потому, что Господь спустился и надоумил меня. Не потому, что я считаю себя настолько важной персоной, чтобы превратить ад в рай. Я делаю свое дело только потому, что оно должно быть сделано. Делаю все, что могу, и при этом испытываю удовольствие. Вот что вас заботит. Вы и подобные вам не приемлют радости. Я для вас недостаточно серьезна. И недостаточно напыщенна.
— Недостаточно напыщенны?
Она встала.
— Слезьте со своего боевого коня, падре. Пока вы примеряете ангельские крылья, этот мир висит на волоске. То, что мы можем сделать, даже не капля в море. Это меньше, чем дым. Это ничто. Очнитесь, пока не поздно. Если вы хотите научиться жить здесь, то, по крайней мере, будьте реалистом. Не надрывайтесь, пытаясь изменить мир. Иначе этот город рано или поздно убьет вас.
