Джин Уэстин - Разбойник и леди Анна
Джон не осуждал своих парней за то, что они притащили Бена и его людей в Уиттлвуд. Джозеф рассказал ему, как это случилось. Бражничая и развратничая в притонах возле «Друри-Лейн», они оказались лицом к лицу с превосходящей их численностью бандой Черного Бена и выяснили, что Бен и его люди их выследили. Любая попытка сопротивления означала немедленную смерть или по крайней мере слежку за ними, а это быстро привело бы их к адскому дереву на Тайберне.
Внезапно беседу нарушила сладостная музыка, и Джон с облегчением увидел Бет, явившуюся со своей лютней. Она умиротворила грубое и шумное сборище. Чьи-то заботливые руки подняли ее на стол, где она принялась наигрывать им веселые мотивы, знакомые большинству из собравшихся, сопровождая игру громким пением. Потом Бет запела нежную песню о любви и ее утрате. На мгновение Джона отвлекло то, что по щекам ее покатились непритворные слезы, но это продолжалось всего лишь миг.
Один из захмелевших товарищей Бена присоединился к пению Бет, а потом потянул ее к себе на колени. Бен с ревом набросился на него и, прежде чем тот успел обнажить шпагу, пронзил его, и тот оказался пригвожденным к земле и корчащимся в агонии. Анна испуганно вздохнула, заглушив ропот его собственных людей. Бен спокойно отер окровавленную сталь полой своего кожаного жилета.
Оцепенение и тишину нарушил шепот Джозефа:
– Подавать сигнал к бою, Джонни?
– Нет, – ответил Джон, и Анну поразила его трусость. Он нерешительно поднялся, держа руку на рукояти шпаги, и голос его прозвучал так, будто он читал стихи из новой комедии мистера Уичерли.
– Не слишком ли ты суров со своими людьми, Бен, когда песен вдоволь, а людей, хорошо владеющих шпагой, в наших лесах не хватает?
Черный Бен сел на место, наполнил, свою кружку и поверх ее края лукаво посмотрел на Анну. Девушка не шелохнулась. Бен ухмыльнулся щербатым ртом.
– Не бойтесь меня, ваша милость. Думаю, вам больше стоит опасаться нашего Джентльмена Джонни.
Бен бросил взгляд на Джона Гилберта:
– Ты собираешься разок-другой покувыркаться с ней или вернешь ее отцу?
Джон Гилберт сжал под столом колено Анны и ухмыльнулся во весь рот, как деревенщина.
– Ну, Бен, ты же меня знаешь! Неужто я стану совращать девицу тайком от ее отца?
Все откликнулись громовым: «Да!»
Джон крепко сжал руку Анны и прошептал ей на ухо:
– Улыбнитесь мне!
Анна про себя решила, что эти двое отверженных придумали заранее разыграть эту сцену, но осторожность не позволила ей высказать свое мнение. Она притворно улыбнулась, стараясь показать, что увлечена Джоном.
Черный Бен рыгнул, не сводя с нее глаз.
– Ну, есть более неотложные дела, чем бабы. То, что для некоторых чума, для нас, дружище Джон, означает, что в наших в карманах зазвенит золото. Что скажешь ты и твои ребята? Не объединиться ли нам? Скоро дороги, ведущие из Лондона, будут запружены огромными каретами, полными добра и дорогих безделушек, увозящих все это подальше от чумы. И наше дело облегчить им дальнейший путь, избавив от лишнего груза.
Он рассмеялся, а его люди последовали его примеру, и Джон Гилберт заметил, что многие из его парней с восторгом присоединились к веселью.
– Ночью я все это обдумаю, Бен.
Черный Бен поднялся из-за стола.
– Ну, мы предоставим тебе заниматься более приятным делом.
Он насмешливо поклонился Анне, ухмыльнулся в лицо Джону Гилберту и пошатываясь, направился в сопровождении банды, уносившей своего мертвого товарища, к шатрам, раскинутым на выгоне.
– Идемте, миледи, – сказал Джон и крепко сжав ее руку, повел девушку прямо к домику.
Оказавшись внутри Анна почувствовала, что трясется от страха и ярости.
– Как вы посмели, сэр, представить меня такой ужасной компании, да еще намекнули этому низкому негодяю, что вы мой любовник? Это насмешка надо всем, что мне дорого.
Джон снял свой долгополый жилет и повесил на гвоздь, а потом не спеша повернулся к ней с ленивой улыбкой:
– Клянусь своей душой, я устал от ваших претензий, миледи – Тотчас же его улыбка испарилась – Неужели вы не знаете, что, если я оставлю нынче ночью этот дом, то на моем месте окажется другой, не дававший клятвы вашему отцу защищать вас и ваше божественное сокровище?
По мере того как Анна различала сарказм в его речи, ярость ее росла.
– И вы называете это защитой, сэр? Я только что была свидетельницей грязной расправы и смерти Вы представили меня этому сборищу отребья, с которым не пожелали сражаться, как публичную девку, а теперь собираетесь провести ночь в моем доме?
Он отвесил поклон, и она просто взбесилась при виде улыбки, зазмеившейся в углах его рта.
– Моем доме, миледи, и говорите потише, иначе Бен решит что у нас размолвка, как у многих влюбленных, и захочет ею воспользоваться, к своему удовольствию А он не обладает моей щепетильностью.
Ее дыхание участилось она судорожно искала выхода из этой ситуации.
– Вы хотите сказать, Джон Гилберт, – выплюнула она ему в лицо, но все же понизила голос, – что не имеете власти над этой бандой даже в собственном лагере? Призовите на помощь своих людей, сэр, и пусть они вышвырнут отсюда Черного Бена.
Он с задумчивым видом разгладил свои и без того безупречные усы.
– Для благородной дамы вы слишком охотно готовы отправить на смерть добрых людей. Я бы так не поступил. К тому же я здесь не сюзерен. Мои люди свободны и имеют право выбора и голоса.
Она попыталась было заговорить, но он ее перебил:
– Завтра они проголосуют за то, чтобы объединиться с Беном и его сбродом, потому что он предлагает им приключение и золото. А я поведу их туда, чтобы проследить, не надули ли их, не отняли ли у них их деньги или жизнь.
– Я вам не верю.
Он пожал плечами:
– Не имеет значения, миледи, верите вы или нет. Я отвернусь, пока вы будете раздеваться и ложиться в постель.
– Я не стану этого делать.
Он повернулся к ней своей широкой спиной, и теперь она выглядела как баррикада, которую Анна не смогла бы штурмовать, да и пятеро дюжих мужчин не смогли бы с ним справиться. Гнев Господний! Она прикусила язычок, но он сам ее спровоцировал. Джон Гилберт вызвал в ней настолько неукротимый гнев, что на ум ей пришли бранные слова, недостойные леди и пригодные разве что для уличной девки, если бы она посмела произнести их вслух. Втихомолку наблюдая за ним, чего он не мог видеть, Анна расстегнула корсаж и бросила платье на сундук и скользнула в постель.
Ее лицо и шею залила жаркая краска, когда она увидела, как он развязывает тесемки своей рубашки и бриджей, снимает черные сапоги тонкой кожи и кладет свою одежду на стул перед еще не угасшим камином. Джон положил на колени перевязь и шпагу, откинулся назад и закрыл глаза, не бросив на нее даже взгляда, но Анну это не обмануло. Все это было шарадой, игрой, которую, как он полагал, она в своем невежестве не могла бы разгадать. Девушка вытащила свой итальянский кинжал из-под подушки, куда заблаговременно спрятала его. Впредь Анна решила не расставаться с ним и, если понадобится, пустить его в ход.
