Лора Бекитт - Верность любви

За это время Анри научился чувствовать в себе несгибаемый внутренний стержень, позволяющий отбрасывать за невидимую черту тех, кто видел в нем жертву. Тогда гордость дворянина превращалась в дерзость висельника, а вежливость и учтивость заменяла бесшабашная смелость.

Молодой офицер, проверяющий списки осужденных, оказался внимательным человеком, потому еще до отправки каторжников на галеры вызвал к себе Анри, предложил присесть и даже приказал подать ему чашку чая.

— Я видел ваши документы, — сказал он. — И хочу вам помочь.

— Вы верите в мою невиновность? — с надеждой произнес молодой человек. — Поверьте, я сделал признание под пытками!

— Не важно, верю ли я, — мягко ответил молодой офицер. — Вы уже осуждены, и с этим ничего не поделаешь. Но я могу попытаться облегчить вашу участь. Недавно я получил бумаги: мне предложено отобрать людей для войны в Индии. Сейчас там командуют губернатор Дюпле[3] и полковник Бюсси[4]. К сожалению, индийская кампания плохо финансируется правительством, потому они вынуждены вербовать солдат среди осужденных. Конечно, туда могут отправиться далеко не все, по крайней мере не те, кто обвинен в убийстве. Но ради вас, де Лаваль, я готов сделать исключение.

— Почему?

— Мне вас жаль. Вы благородный, образованный человек, вам будет нелегко среди галерников. К тому же такие, как вы, теряют себя в этом аду.

— Но я никогда не держал в руках оружие.

— Это не имеет значения. Главное, что там к вам будут относиться не как к преступнику, а как к солдату.

Во взгляде Анри была мука.

— Если я уеду в Индию, то вряд ли когда-либо попаду домой!

— Если вам придется отбывать наказание на галерах, вы тем более не вернетесь. Осуждение на каторжные работы — это почти смертный приговор. Пять лет — предел для самого выносливого человека. Я внесу ваше имя в списки. Будем надеяться, что все получится. Только смотрите, чтобы ваше клеймо не попало на глаза тем, кому не нужно его видеть.

Молодой человек был благодарен офицеру, но не питал надежды на освобождение. Что ни говори, жизнь кончена, ему не удастся убежать от судьбы!

Глава IV

С некоторых пор Тулси часто уходила в джунгли. Она не думала ни о диких зверях, ни о змеях. Здесь, под сомкнутым пологом изумрудных растений, среди желтых, белых, сиреневых цветов, выросших на кроваво-красной земле, она чувствовала себя свободной.

Стоило вернуться домой, как все начиналось сызнова. Тулси старалась молчать, а если говорила, то тихим безжизненным голосом, и в ее больших темных глазах не было и следа прежнего огня. Везде и всюду она чувствовала на себе косые взгляды, ее преследовали колкие словечки в спину и откровенные насмешки, которые односельчане бросали ей в лицо. Тулси не могла защититься, потому что обидчиков было много, а она одна.

Девушка часто размышляла о своем одиночестве. Мать умерла, отец ушел неведомо куда, даже дядя Чарака и тот отправился на войну. Все, кто любил ее или был способен любить, исчезли, и Тулси задавалась вопросом: не является ли она сама причиной своих несчастий? Об этом говорили и староста деревни, и жрец, и тетка Рохини. Ее родители нарушили священный закон, потому их дочь родилась отверженной, существом, несущим гибель всему, к чему прикоснется.

Каждый должен поступать сообразно своей драхме, отступление от правил есть беззаконие — девушка слышала это с раннего детства.

С такими мыслями Тулси вышла на дорогу. Хочешь не хочешь, но пора возвращаться домой. Скоро день растает и на землю с невероятной быстротой обрушится ночь.

Девушка торопливо шагала в сторону деревни, когда услышала стук конских копыт. В Бале не было лошадей, только буйволы, овцы и козы. На всякий случай Тулси отступила в сторону и вскоре увидела двигавшуюся навстречу процессию.

Вероятно, это был богатый человек со своей свитой — такое жителям Балы случалось видеть нечасто. Замерев на месте, Тулси смотрела на появившихся из-за поворота людей. В ее взгляде были и любопытство, и страх.

Впереди на тонконогом породистом коне ехал человек в лиловом шелковом тюрбане и свисающем на грудь, украшенном золотыми нитями шарфе. На нем были не дхоти, а штаны бирюзово-синего цвета и короткие красные сапоги из мягкой кожи.

Увидев девушку, всадник не удивился. Он подъехал к ней, остановил коня, и Тулси смогла разглядеть его красивое, строгое лицо. Мужчина выглядел старше Тулси, вероятно, ему было за тридцать. Он заговорил приветливо и в то же время требовательно:

— Здравствуй, девушка. Не беспокойся, мы тебя не обидим. Очевидно, поблизости есть деревня. Проводи нас туда — один из моих слуг тяжело заболел, и ему нужна помощь.

Тулси кивнула.

— Хорошо, господин.

Она пошла впереди, указывая дорогу, всадники последовали за ней. Человек, которого несли на носилках, тяжело дышал и время от времени мучительно постанывал. Его лицо было бледным, живот вздулся. Тулси сказала:

— Наверное, ваш человек, господин, выпил плохую воду. Я знаю траву, которой его можно вылечить.

— У тебя есть эта трава?

— Да. Я каждый год собираю ее и сушу. Я могу приготовить лекарство.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Как тебя зовут?

— Тулси.

— А меня Рамчанд. Я живу в Калькутте и сейчас возвращаюсь домой.

Больше он ничего не сказал, но всю дорогу исподволь присматривался к Тулси. В этой девушке было что-то необычное — не отсутствие привычной девичьей скромности, а некая особая искренность и смелость. Ни ее одежда, ни прическа не были украшены; Рамчанд не увидел даже традиционных золотых браслетов и серег, передающихся женщинами из поколения в поколение, и решил, что, по-видимому, девушка очень бедна.

Когда они пришли в деревню, там случился настоящий переполох. Не обращая ни на кого внимания, Рамчанд подъехал к дому Тулси и спешился. Навстречу выбежала тетка Рохини, а Тулси как ни в чем не бывало прошла на веранду и принялась готовить лекарство. Рамчанд и его люди ждали во дворе. Они с удовольствием выпили молочной сыворотки и съели лепешки, которые Рохини разложила на пальмовых листьях. Рамчанд с любопытством, но без брезгливости разглядывал бедный двор, стоявший у крыльца ткацкий станок с укрепленной на кольях грубой рамой, развешанные на ограде вытертые циновки.

Рохини была горда тем, что этот человек остановился именно у нее. Без сомнения, он очень богат, но, вероятно, не принадлежит к высшей касте, раз спокойно сидит в их дворе и принимает приготовленную ею пищу.