Маргарет Макфи - Сорвать маску
Лежа в убогой каморке на матрасе, Арабелла не могла не думать о том, что все было бы иначе, окажись Доминик другим человеком. Если бы он любил ее искренне, а не только произносил лживые клятвы. Если бы женился на ней, как обещал. Ее жизнь была бы тогда совсем иной.
Доминик прибыл в заведение миссис Сильвер рано и в одиночестве. В гостиной сидели женщины, одетые во все цвета радуги, кроме черного. Быстро осмотрев комнату, Доминик с первого взгляда понял, что Арабеллы здесь нет, и заподозрил, что, возможно, этот вечер пройдет не совсем так, как он себе представлял.
– Разнообразие – вот пряная составляющая жизни, ваша светлость. Возможно, сегодня я могла бы заинтересовать вас другим цветом этой радуги? – улыбнулась миссис Сильвер, радушным жестом указывая на запыхавшихся женщин, которые поспешили собраться в гостиной, едва он вошел в бордель.
– Увы, я, похоже, предпочитаю черный цвет, – вежливо отказался он. – Мисс Нуар… – Доминик замолчал, пораженный неприятной мыслью – вдруг Арабелла снова сбежала? Куда угодно, в другую часть Лондона, в другой бордель… туда, где он никогда ее не найдет?
– Скоро будет здесь, ваша светлость, я уверена в этом, – с поразительной убежденностью произнесла женщина, хотя ее глаза говорили совсем о другом.
Доминику даже в голову не приходило, что Арабелла может выбрать эту жалкую жизнь вместо богатства и роскоши, которые он предложил ей. Что попросту сбежит. Он сжал губы, поражаясь собственной наивности. Нужно ведь учиться на своих ошибках.
– Если вы соблаговолите немного подождать, – снова улыбнулась миссис Сильвер, указывая на один из диванов.
Доминик коротко кивнул, но так и не присел. Остался на месте, не обратив никакого внимания на поднос с закусками и бокалы с шампанским, стоявшие неподалеку.
Прошло пять минут.
Еще десять. Женщины отчаялись вовлечь герцога в беседу и замолчали.
Что ему делать, если Арабелла так и не появится?
Через двадцать минут он был готов нетерпеливо мерить шагами комнату.
Через сорок минут в гостиной остались только он и мисс Руж. Повисла очень неловкая тишина.
Через пятьдесят минут наверх ушла и она, а Доминик остался с теми же чувствами, что и шесть лет назад – злостью, болью, ощущением собственной глупости и уязвленной гордости.
Он потребовал, чтобы ему подали плащ, шляпу и перчатки, и уже собрался уходить, когда наконец появилась Арабелла.
– Мисс Нуар, ваша светлость, – объявила миссис Сильвер, сама внимательность и безмятежность. Она пропустила Арабеллу в гостиную и ретировалась.
Тихо закрылась дверь.
Тиканье часов на камине подчеркивало воцарившуюся паузу.
Рядом с ними стоял нетронутый бокал с выдохшимся шампанским.
На Арабелле было то же возмутительное платье и черная маска из перьев. Полускрытое лицо поражало своей мертвенной бледностью. Она остановилась подле Доминика, и он поймал себя на том, что невольно задержал дыхание, напрягшись всем телом.
Он сглотнул – и этот звук, казалось, разнесся по всей комнате, слишком громкий в неестественной тишине.
Он ждал, не осмеливаясь задать вопрос, забыв о былой уверенности в положительном ответе.
– Я принимаю ваше предложение, ваша светлость, – тихим голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, произнесла Арабелла. Она выглядела такой бледной, напряженной и жалкой, что Доминику захотелось заключить ее в объятия, отогреть и заверить в том, что все будет хорошо. Но Арабелла двинулась к креслу, и момент был упущен. – Давайте обсудим детали нашего соглашения.
Доминик кивнул, и они, словно два незнакомца, решивших заключить сделку, начали беседовать.
Вернувшись в крохотную комнату на Флауэр-энд-Дин-стрит, Арабелла обнаружила, что миссис Тэттон и Арчи, прижавшись друг к другу, съежились на матрасе.
– Это я, – прошептала она в темноте, но мать уже поднялась на ноги, вооружившись ночным горшком.
– Арабелла, как ты меня напугала!
– Прости, мама.
Она подошла к матери, не оступившись только благодаря бьющему в маленькое окно свету ближайшего уличного фонаря.
– Что ты делаешь здесь? Да еще так рано? Я думала, ты вернешься только под утро.
Седые волосы женщины были заплетены в косу, переброшенную через плечо, на ней было измятое платье, которое она носила последние пять дней. Миссис Тэттон испуганно воскликнула:
– В мастерской отказались от твоих услуг!
– Нет. Хотя мои планы изменились, это верно, – произнесла Арабелла и поспешно добавила: – Но тебе не о чем беспокоиться. Все к лучшему.
– Что ты хочешь этим сказать? Что изменилось?
– Я заключила одно соглашение, благодаря которому нам не нужно больше бояться работных домов. – Она покосилась на спящего сынишку и продолжила: – Мы переедем в теплый, хорошо обставленный дом в престижном районе города, будем кушать три раза в день и носить хорошую одежду. У меня появится достаточно денег, чтобы Арчи ни в чем не нуждался. А у тебя, мама, будут лучшие врачи и лекарства, которые только есть в Лондоне. Мы больше не станем мерзнуть и голодать. И… – Арабелла покосилась на дверь, за которой прозвучали тяжелые шаги, – не придется бояться, что нас ограбят или убьют.
Ее мать наконец опустила ночной горшок на пол и подошла к Арабелле, напряженно вглядываясь в ее лицо.
– И что это за соглашение?
Арабелла поняла, что краснеет. Заставила себя выдержать взгляд матери. Она знала, что не сможет избежать объяснений. Лучше уж поговорить сейчас, пока их не слышит Арчи. Через несколько дней они переедут в дом, выбранный Домиником, и тогда притворяться будет бессмысленно. Лучше сказать правду… но частично.
– С одним джентльменом.
– О, Арабелла! – Мать с ужасом прикрыла рот рукой. – Ты не можешь так поступить!
– Я знаю, для тебя это потрясение, – спокойным тоном произнесла молодая женщина, хотя в душе бушевал ураган. – И я отнюдь не горда собой. – Ей было стыдно, мучительно стыдно, но она знала, что лучше скрыть унижение и боль от матери. Так легче перешагнуть через это. Она должна быть решительной и сильной. – Поверь мне, это лучший вариант из всех возможных. Просто поверь, мама. Не пытайся переубедить меня, я решилась.
– Значит, не было никакой мастерской, да? – пустым, безжизненным голосом спросила ее мать.
– Нет.
Она увидела, как задрожала распухшая рука, которую пожилая женщина по-прежнему прижимала к губам. Арабелле стало так больно и стыдно, словно она ударила мать кулаком.
– И кто этот джентльмен?
Арабелла сглотнула, отводя взгляд:
– Я бы предпочла пока не называть его имени.
Если бы ее мать знала, что она продается Доминику, поток недовольства и гнева нельзя было бы остановить никакой силой на земле или на небе.
