Лесли Лафой - Невеста маркиза
– И что за товары вы привезли с собой?
– В основном ткани, произведения искусства, мебель и продукты, которые производят на Востоке. Все, что можно считать экзотикой и предметами роскоши.
– И сколько у вас кораблей?
– Три.
Хейвуд кивнул.
– «Нинья», «Пинта» и «Санта-Мария?
Тристан бросил на него быстрый взгляд и покачал головой:
– «Констанс», «Маргарет» и «Бернадетта». – Он снова сосредоточил свое внимание на Симоне: – Для краткости мы зовем их «Конни», «Мэгги» и «Берни», хотя я понятия не имею, в честь кого их назвали. Они пришли ко мне со своим прошлым, которым, как дамы сдержанные и гордые, делиться не желают, а я, будучи джентльменом, не допытываюсь.
Симона рассмеялась.
– Сейчас здесь, в порту, тоже стоит ваш корабль?
– «Мэгги» в Китае, «Берни» в Индии. Но если «Конни» благополучно обогнула мыс Доброй Надежды, то она прибудет в Лондон в ближайшие несколько дней с грузом, который я приобрел во время последнего плавания.
– Мне очень хотелось бы посмотреть на те чудесные вещи, которые вы привезли.
– Что ж, буду рад устроить вам ознакомительную прогулку, – пообещал Тристан, не обращая внимания на то, как щетинится Хейвуд. Однако пожилой джентльмен не успел напомнить им о правилах приличия, потому что Симона тут же возбужденно спросила:
– А вы, случайно, не покупали больших клеток для птиц?
Клеток для птиц? Вот это неожиданность!
– Насколько большая клетка вас интересует?
Симона осмотрелась.
– Размер с эту карету прекрасно подошел бы.
– И для кого? Для пони?
– Моя младшая сестра Фиона спасает раненых животных, и у нее есть немалое количество птиц, которые хотя и выздоровели, но еще не готовы к тому, чтобы их отпустили. У Фионы по всему дому стоят маленькие клетки, но, думаю, было бы намного проще, если бы животные находились в одной большой клетке. Фиона действительно очень хорошо умеет обращаться с животными, так что вам не мешает как-нибудь познакомиться с ней и со всеми ее подопечными. Через неделю у нее день рождения, так что если у вас окажется такая клетка, то я заплачу за нее сколько угодно, лишь бы доставить удовольствие сестре.
Вот как? О, это было бы…
– В пределах разумного, конечно, – мрачно уточнил Хейвуд.
– Я не собираюсь брать с вас деньги за что бы то ни было, – ловко парировал Тристан.
– Нет, только не подарки! – запротестовала Симона. – Особенно от мужчины, с которым я едва знакома. Это неприлично; меня и так уже до потери сознания измучили лекциями на эту тему.
– Тогда, – быстро предложил Тристан, – мы сочтем это платой за то, что вы сегодня вечером спасли жизнь моей сестре!
Симона вздохнула:
– Я спасала собственную жизнь, а заодно прихватила ее с собой, так что с моей стороны это вовсе не проявление бесстрашия или самопожертвования.
– Как бы вы на это ни смотрели, я очень благодарен вам за то, что вы не позволили Эммалине ринуться в толпу, чтобы попытаться выйти на террасу.
Симона покачала головой.
– Мы бы оказались ближе к концу толпы, а если принять во внимание то, насколько быстро огонь распространялся по залу, то это обстоятельство могло стать роковым для нас.
– А где были вы, лорд Локвуд, – сухо осведомился Хейвуд, – когда начался пожар?
– Шел через зал в поисках бокала с пуншем, – ответил Тристан, намеренно опуская другие важные детали. – Ну а вы где были, когда начался пожар, мистер Хейвуд?
– Прогуливался по саду и курил сигару.
– Ах, полно, Хейвуд! – возразила Симона, очень мило, но совершенно не по-аристократически фыркнув, после чего подалась вперед, позволив Тристану наблюдать дивную картину, открытую вырезом ее корсажа. – Ты был с леди Дентон, и если там что-то и дымилось, то это были панталоны почтенной леди.
Тристан, не выдержав, расхохотался, а Хейвуд возмущенно воскликнул:
– Симона, что ты себе позволяешь!
– Даже не пытайся изобразить невинность, Хейвуд, я тебя знаю как облупленного…
– И кто же я, по-твоему?
– Записной дамский угодник! – объявила Симона, откидываясь на спинку сиденья. – И это ни для кого не секрет.
Тристан с трудом справился со смехом.
– Так я и понял.
– Неужели? – Симона тут же стала серьезной. – Скажите, существует ли где-то леди Локвуд?
Хейвуд укоризненно кашлянул.
– Мне кажется, – раздраженно заметил он, – мы еще не миновали ту точку, когда тонкость и изощренность необходимы для светского разговора.
Тристан не обратил на это нравоучение ни малейшего внимания.
– В настоящий момент единственная леди Локвуд – это третья жена моего покойного отца и моя мачеха Люсинда.
– Мать Эммалины? – уточнила Симона.
– Именно. – Решив, что все пойдет лучше, если он сам расскажет подробности, Тристан добавил: – Она объявила, что намерена следовать примеру королевы Виктории и провести остаток жизни в трауре.
Симона кивнула, и ее лицо стало немного грустным.
– Наверное, она очень любила вашего отца.
– На самом деле это был брак, заключенный поспешно, о чем обе стороны пожалели сразу же, а затем еще долго раскаивались в своей опрометчивости. Они жили раздельно с самого начала, и публичная демонстрация горя после гибели мужа была рассчитана главным образом на то, чтобы вызвать всеобщее сочувствие. Уверен, через месяц ей это прискучит.
Заметив, что Симона размышляет над услышанным, Тристан перевел взгляд на Хейвуда.
– Если вы свободны от обязательств, мистер Хейвуд, то считайте, что я честно предупредил вас о приближающейся охоте.
Хейвуд кисло улыбнулся.
– Ваша мать…
– Моя мать умерла девятнадцать лет назад.
У Хейвуда хватило совести смутиться: это говорило в его пользу.
– Примите мои самые искренние соболезнования. Но, хотя я и ценю вашу заботу, никакого предостережения мне не требуется, лорд Локвуд. Репутация вашей мачехи всем известна.
Как и репутация всей его семьи. Тристан приготовился к неизбежному, прекрасно зная, что Хейвуд не преминет сообщить Симоне, насколько ужасающе он не подходит для знакомства.
В точности следуя этому предсказанию, Хейвуд откашлялся и мрачно начал:
– Также и….
– Правда? Неужели она настолько неподобающе себя ведет? – изумилась Симона, прервав Хейвуда и переводя взгляд на Тристана. – А вот Эммалина несколько стеснительна…
Тристан кивнул.
– Моя сестра не просто стеснительна – она вообще не слишком ловкая. Люсинде был нужен титул, а рождение ребенка являлось самым верным способом его заполучить. Однако она никогда не стремилась стать хорошей матерью, не говоря уже о том, чтобы быть любящей и заботливой. Эм росла на попечении нянек и гувернанток, и если бы Люсинда пожелала оплачивать услуги более квалифицированных и утонченных наставниц, мою сестру все же научили бы держаться в обществе. Но Люсинда оказалась скрягой, и поэтому Эммалина мало чему обучена должным образом.
