Дональд Маккейг - Ретт Батлер
— Правда, Джейми, не всегда сладкая.
Появление Ретта Батлера вдохновило «безрассудных юнцов» на новые подвиги. Ретт каким-то образом протащил двух хорошеньких, в пух и прах разодетых куртизанок из заведения мисс Полли мимо распорядителей на бал в Жокейский клуб. Прежде чем их вывели оттуда, хихикающие девицы узнали одного из своих завсегдатаев в служителе храма Святого Михаила, прежде считавшегося человеком с безупречной репутацией.
Однажды, когда Ретт около полуночи вышел из игорного дома на набережной, к нему пристали два бандита.
Ретт тихо сказал:
— У меня в пистолете только одна пуля. Выбирайте: кому пуля, кому шею свернуть.
Воры ретировались.
Как-то Ретт с Эндрю пригнали из Теннесси в Чарльстон с дюжину лошадей за четыре дня, на ходу меняя скакунов. По слухам, они насилу опередили законных владельцев этих лошадей.
Весь Чарльстон прямо гудел, когда на своем мерине Текумсе, держа пари на два доллара, Ретт Батлер с завязанными глазами перепрыгнул островерхий железный забор церкви Святого Михаила высотой пять футов. Воскресным утром любопытные прихожане и сердитый викарий рассматривали глубокие вмятины, оставленные на церковной лужайке копытами Текумсе. Знающие лошадники только поеживались.
Впрочем, у Джейми Фишера было доброе сердце, в чем ему не хотелось признаваться, поэтому эти новости он воспринял критически.
— Ретт играет в покер, — заявил он сестре. И, понизив голос до шепота, добавил: — На деньги!
— Конечно, — отвечала рассудительная Шарлотта, — Он ведь должен как-то себя обеспечивать, верно?
И хотя девочки не были осведомлены обо всех грехах Ретта, они знали, что этих грехов множество. Однажды утром, когда добросердечная Шарлотта в очередной раз назвала подругу «бедной Розмари», та заехала Шарлотте в глаз. Испуганный ребенок разрыдался, а Розмари тут же бросилась к ней в объятия, утешать, как часто бывает с маленькими девочками.
В один прекрасный день, когда бабушка Фишер вошла в комнату, Шарлотта забыла про тост, на который намазывала варенье из красной смородины, а Розмари поставила чашку с чаем на стол.
Бабушка Фишер сжала руки от волнения. Она пристально вгляделась в лицо Розмари, как будто ища в нем ответ.
— Бабушка, — спросила Шарлотта, — что-нибудь не так?
Констанция Фишер покачала головой и выпрямилась.
— Розмари, тебя в прихожей ожидает посетитель.
— Посетитель, бабушка? Ко мне?
— Твой брат Ретт пришел тебя навестить.
В памяти Розмари тут же возник волк с обложки книги сказок, и она в ужасе взглянула на Шарлотту.
Бабушка сказала:
— Дитя мое, ты не обязана с ним видеться. Если хочешь, я ему откажу.
— Он опозорен, Розмари, — заволновалась Шарлотта.
Розмари решительно сжала губы. Теперь она подросла и не боялась увидеть сказочного волка. Кроме того, Розмари было любопытно: отразятся ли грехи брата на его внешности? А вдруг у него горб или он весь лохматый и с длинными когтями? Или воняет чем-нибудь?
Идя по холлу, бабушка сказала вполголоса:
— Розмари, не стоит говорить отцу о визите брата.
Ретт Батлер оказался вовсе не похож на тощего старого волка. Он был молод и высок, черные волосы блестели как вороново крыло. На нем красовался сюртук светло-палевого цвета, а в больших руках он привычно сжимал широкополую черную шляпу.
— Кого я вижу? Ты не должна меня бояться, малышка.
Стоило Розмари взглянуть в смеющиеся глаза Ретта, как волк был забыт навсегда.
— Я не боюсь, — произнесла она храбро.
— Бабушка Фишер назвала тебя искоркой, — сказал ей Ретт, — Я верю, что это так. И пришел сегодня пригласить тебя покататься.
— Как бы мне не пришлось пожалеть об этом. Скажи на милость, как ты умудрился вылететь из Вест-Пойнта? Впрочем, — тут Констанция Фишер подняла ладонь, — не знаю и знать не хочу. Но Джон Хейнз о тебе высокого мнения, а Джон разумный человек. Если отец проведает, что ты был здесь, он…
Ретт усмехнулся.
— Придет в ярость? Ярость — верный спутник моего отца.
Отвесив почтительный поклон, молодой человек продолжил:
— Я вам обязан, бабушка Фишер. Розмари будет дома к ужину.
С этими словами он встал на колени, чтобы быть вровень с Розмари.
— Сестренка Розмари, у меня есть конь, быстрый как ветер, и самая легкая двуколка во всей Южной Каролине.
Хочешь полетать?
В тот день Розмари познакомилась с Текумсе, трехлетним мерином-моргаем Ретта. Двуколка являла собой плетеное кресло на больших колесах, чьи спицы были не толще пальцев брата. Текумсе побежал вначале рысью, а когда Ретт Батлер послал его в галоп, коляска буквально взмыла над дорогой.
Когда Розмари налеталась досыта, Ретт вернулся к бабушке Фишер и внес девочку в дом. Розмари никогда не было так покойно, как у брата на руках.
В свой второй приезд Ретт взял Розмари кататься по морю. Все на пристани, казалось, знали его. Шлюп, на борт которого они поднялись, принадлежал свободному негру, называвшему ее брата по имени. А когда тот пожал руку негра, Розмари совсем удивилась.
Чарльстонская гавань была в тот день заполнена рыболовецкими суднами, прибрежными кечами и океанскими шхунами. Вход в гавань защищал форт Самтер, на его парапете развевался флаг США. В открытом океане волны были выше, и Розмари насквозь промокла от брызг.
Когда они вернулись к бабушке Фишер, загорелая и усталая Розмари была задумчива.
— Что с тобой, моя маленькая?
— Ретт, ты меня любишь?
Брат погладил ее по щеке.
— Больше жизни.
Конечно, Лэнгстон узнал, что сын был у Фишеров, и перевез Розмари в Броутон.
Месяц спустя Розмари посреди ночи разбудил экипаж, несшийся по улицам, — то был экипаж бабушки Фишер — и вот уже, сонную, ее горячо обнимает Шарлотта.
— О, Розмари, мне очень жаль, что так получилось, — шепчет она.
Именно тогда Розмари Батлер узнала о том, что на рассвете ее брат Ретт должен драться на дуэли с Шэдом Уотлингом, тем самым Уотлингом, который однажды убил козодоя, отстрелив ему голову.
Рассвет наступил — и перешел в утро. Услышав далекие выстрелы, миссис Батлер бросилась к раскрытому окну, всматриваясь в даль прищуренными близорукими глазами.
— Наверное, охотники, — сказал Джулиан, брат Ретта, — Стреляют странствующих голубей на продажу.
Евлалия, супруга доктора Уорда, кивнула.
Теплая рука Шарлотты нашла холодную ручку Розмари и с силой ее сжала.
Кровь вновь прилила к помертвевшим щекам Элизабет Батлер. Позвонив горничной, она сказала: