Виктория Холт - Маска чародейки

Виктория Холт

Маска чародейки

Глава 1

Три желания в волшебном саду

Я в западне. Опутана паутиной, и какая радость от того, что я сама ее сплела. Когда я думаю о серьезности содеянного, меня охватывает леденящий страх. Я вела себя неподобающим образом, возможно, преступно, каждое утро я просыпаюсь и чувствую Над головой тяжелую тучу, я спрашиваю себя: какие новые неприятности ждут меня сегодня?

Как часто я сожалею, что узнала о Сюзанне, Эсмонде и об остальных — особенно о Сюзанне. Лучше бы мне не видеть замок Мейтленд — такой, величественный, торжественный, с массивными воротами, серыми стенами и бойницами словно из средневекового романа. Не повидай я его, не поддалась бы искушению.

Вначале все казалось так просто, и я находилась в отчаянном положении.

Старый дьявол за спиной искушает тебя, — решила бы моя старинная приятельница Кугаба с острова Вулкан.

Справедливо. Дьявол соблазнял меня, и я поддалась искушению. Поэтому я нахожусь сейчас здесь, в замке Мейтленд, запутавшаяся и отчаявшаяся, ищущая выход из ситуации, которая с каждым днем становится все более опасной.

Все началось много лет тому назад, фактически еще до моего рождения. Это история жизни моих родителей, Сюзанны и моей. Но впервые я поняла, что я не такая как все, когда мне исполнилось шесть лет.

Первые годы своей жизни я провела в коттедже «Дикая яблоня» в деревне Черингтон. Главным зданием в деревне была церковь, а в центре деревни находилось озеро, по утрам в хорошую погоду на деревянной скамейке возле него всегда собирались старики и беседовали. Там стояло и «майское дерево» — столб, украшенный цветами и лентами, вокруг которого танцуют первого мая. Жители деревни выбирают королеву и отмечают праздник, а я наблюдала за торжествами сквозь деревянные венецианские жалюзи в гостиной, если мне удавалось улизнуть из-под бдительного ока тети Амелии.

Тетя Амелия и дядя Уильям были религиозными людьми и считали, что необходимо избавиться от майского столба, так как это языческая церемония, но, к счастью, большинство жителей думали иначе.

Как мне хотелось находиться среди них, приносить ветки из леса, плести венки и танцевать вокруг столба вместе с весенними шалуньями. Я считала, что самое большое счастье — быть избранной королевой мая, но на эту почетную роль избирались девушки не моложе 16 лет, а мне еще не исполнилось и шести.

Я принимала странности моей жизни и могла бы не замечать их, если бы не кивки и намеки в мой адрес. Однажды я услышала слова тети Амелии.

— Уильям, я не уверена, что мы поступили правильно. Но мисс Анабель так умоляла меня, и я согласилась.

— Она же платит, деньги, — напомнил дядя Уильям.

— Но мы потворствуем греху, вот и все. Дядя Уильям заверил ее, никто не назовет их грешниками.

— Мы отпустили грех грешнице, — настаивала она.

Уильям ответил, что их не в чем обвинить. Они делают то, за что им платят, а возможно, они даже спасли душу от адского пламени.

— Грехи родителей отражаются на детях, — проворчала тетя Амелия.

Он согласно кивнул и отправился в сарай, где из полена выстругивал колыбель Христа для Рождественского праздника в церкви.

Я поняла, что дядю Уильяма меньше беспокоит безупречность поступков, чем тетю Амелию. Иногда он даже улыбался, правда украдкой, словно он стыдился своей улыбки, а застав меня у окна, когда я подглядывала на улицу на праздничное гуляние, он сразу вышел из комнаты и не сделал мне замечания.

Естественно, я пишу эти строки по прошествии многих лет, но теперь я считаю, что уже в то время я начала понимать: обо мне в деревне ходят разговоры. Тетя Амелия и дядя Уильям представляли собой неподходящую пару для воспитания маленького ребенка.

Мэтти Грей, соседка, часто сидевшая на крыльце в погожие дни, слыла в деревне личностью. При каждом удобном случае я любила разговаривать с Мэтти. Она знала это и при моем приближении начинала производить странные звуки, напоминающие сопение, и ее толстое тело тряслось — так она смеялась. Она окликала меня и приглашала присесть на ступеньку. Она. называла меня «бедной маленькой крошкой» и наставляла своего внука Тома, чтобы он хорошо относился к малышке Сьювелин.

Мне нравилось такое имя, образованное от сложения моего имени Сьюзан и фамилии Эллин. Думаю, что «в» вставили для слитности произношения. Получилось хорошее, редкое имя. В нашей деревне было много девушек Эллин, а одну звали Сью, а Сьювелин звали только меня.

Том слушался бабушку и не позволял другим детям дразнить меня, потому что я не такая, как все. Я ходила в школу, которую организовала бывшая гувернантка дочери нашего сквайра, дочь его выросла, и услуги гувернантки больше не требовались. Вот тогда молодая леди открыла школу в маленьком помещении рядом с церковью, туда ходили деревенские дети, включая и внука сквайра Энтони. Через год для него пригласят настоящего учителя, а потом отправят в школу-интернат. В гостиной мисс Брент собиралось разнородное общество Мы писали буквы деревянными палочками на подносах с песком. Нас было 20 детей, младшему пять лет, старшему одиннадцать. Некоторые дети заканчивали образование уже в одиннадцать лет, другие продолжали учиться. Кроме наследника сквайра среди нас были дочери врача, трое детей местного фермера и еще такие ребята, как Том Грей Я отличалась от них.

Дело в том, что мою жизнь окружала какая-то тайна. Родилась я не в деревне, меня привезли туда. Появление на свет детей — такое событие, о котором много говорят, прежде чем ребенок родится. Со мной все было не так. Я жила в чужой семье. Меня хорошо одевали, иногда я даже носила более дорогую одежду, чем позволял статус моих опекунов.

И еще были ее визиты. Она приезжала ко мне раз в месяц.

Она была красавица. Приезжала к нам на станционной пролетке, и меня отправляли в гостиную повидаться с ней. Я понимала торжественность этих посещений, ведь мы не пользовались гостиной в обычные дни, а лишь по особым случаям, например, когда заходил викарий. Венецианские жалюзи всегда опущены, чтобы на солнце не выгорели мебель и ковер. В гостиной царила атмосфера святости, видимо, из-за картин с изображением распятого Христа и Святого Себастьяна. Изображение Святого Себастьяна, пронзенного стрелами и истекающего кровью, соседствовало с портретом нашей королевы в молодости. Она смотрела строго, презрительно и с неодобрением. Гостиная угнетала меня, и только первого мая я поддавалась соблазну и смотрела на уличные торжества сквозь щелки в жалюзи.

Но когда приезжала она, комната преображалась. Она всегда была чудесно одета, носила блузки с оборками и кружевами, длинные облегающие юбки и маленькие шляпки, украшенные лентами и перьями.