Юджиния Райли - Дерзкий каприз

Юджиния Райли

Дерзкий каприз

Глава 1

Середина августа I859 года Накогдочес, Техас

Под палящими лучами солнца жестяная крыша раскалилась. На поляне недалеко от города Накогдочес. на востоке Техаса, в окружении высоких сосен стоял ветхий дом с верандой, под крышу которого на глазах у столпившихся во дворе девушек вот-вот должны были пустить красного петуха.

Семнадцатилетняя Кейт Мэлони, в одной ночной кофте, панталонах и тонком халате, с мрачным видом обходя школу-пансионат миссис Эберхард, обливала пол и стены керосином из кувшина, ее красивое лицо выражало гнев и беспощадную решимость. Всем ее существом овладела дотоле неведомая ярость.

Когда Кейт приступила к исполнению зловещего замысла, за ней по пятам принялись ходить хнычущие пансионерки: пять девочек, все младше ее, долго, с надрывом в голосе умоляли подругу забыть о ее безумном решении. Но все было напрасно.

— Пожалуйста, прошу, не поджигай школу миссис Эберхард! — причитала Гретхен. — Она излупит нас до бесчувствия.

Кейт, не пропуская ни одного закоулка, свернула за угол, плеснула керосин на крыльцо, а затем, гордо выпрямившись, обернулась.

— Пора старой мегере отплатить ее же монетой, — заявила она, сверкая зелеными глазами. — Гретхен, взгляни-ка на себя: на твоем лице следы от ударов — проклятая карга нанесла их ивовым прутом. А ты, Бетси… По милости этой стервятницы у тебя все руки в царапинах. Меня уже воротит от нее.

— Но, Кейт, какой нам прок, если ты сожжешь дом? Миссис Эберхард лишь сильнее разъярится! — вмешалась конопатая Салли.

— Она запрет нас в подвале и забудет о нашем существовании, — испуганно прошептала Гретхен.

— Нет. Пока я жива, эта гадина не посмеет, — промолвила Кейт и остатками керосина облила веранду.

Когда она поставила на землю кувшин и вынула из-за пояса коробок со спичками, раздался дружный вопль.

— Кейт, пожалуйста, нет! — Девушки в ужасе смотрели на нес.

Кейт спокойно обратилась к рыдающим подружкам:

— Пока я не подожгла школу, сходите за своими вещами. Старая сплетница спалила нашу одежду, но если у кого осталась любимая кукла или корзинка для шитья, то вот мой совет: немедленно заберите ее.

Девушки потерянно посмотрели друг на друга, затем четырнадцатилетняя Бетси с выражением страха на лице повернулась к Кейт:

— А что станется с пожитками миссис Эберхард?

— Кому какое дело до тряпья поганой склочницы?! У нее не дрогнула рука сжечь нашу одежду, вот пусть теперь расплачивается!

Тринадцатилетняя Ханна, самая набожная из девочек, бросилась вперед и схватила Кейт за руку:

— О нет! Семейная Библия миссис Эберхард!

— Ну так что?

— Если ты сожжешь ее Библию, то гореть нам вечно в геенне огненной! — проговорила Ханна.

— Ладно, — пренебрежительно промолвила Кейт. — Принеси ее. Мне и самой не хочется поджарить Священное Писание… Только учтите: я боюсь всемогущего Господа, а вовсе не Эберхард, эту сумасшедшую страхолюдину.

— Да, Кейт, — всхлипывая, одновременно ответили воспитанницы, и Ханна побежала в дом за Библией. Кейт терзало едва скрытое нетерпение.

— Не наступи на керосин! — крикнула она вслед Ханне. — Я собираюсь поджечь дом, а не твои воскресные туфли.

Пока пансионерки в напряженной тишине ждали возвращения подруги, Кейт угрюмо перебирала в памяти события, приведшие ее к этому страшному финалу. Несмотря на молодость, жизнь у нее выдалась нелегкой и бурной. Ее матушка скончалась при родах, и она воспитывалась у сварливой ирландки, которая полагала, будто женщины годны только рожать детей да повиноваться мужьям. Отец так и не нашел для нее места в своем сердце, и за ней навсегда закрепилась репутация несносной девчонки. Ее склонность к мальчишеским забавам не улучшила их отношений. «Не годится женщине стрелять или скакать на коне наравне с мужчиной». — обычно говаривал Джеб Мэлони.

В детстве у Кейт было немало наставниц, но от ее своенравия и проказ все в бессилии разводили руками. Потом отец переводил ее из одного пансиона в другой, и всякий раз очередная директриса заявляла ему, что с его непокорной дочерью нет никакого сладу.

Вскоре после ее семнадцатилетия Джеб прослышал, что на востоке Техаса под началом волевой немки открылся новый пансион. Уверенный, что решение найдено, он немедленно отправил туда дочь.

С тех пор минуло две недели. При первом же знакомстве Кейт Мэлони и миссис Эберхард объявили друг другу беспощадную и непримиримую войну.

Берта Эберхард железной рукой управлялась со своими питомицами, и тем приходилось несладко: они по шестнадцать часов в сутки сидели на уроках, изучали Библию, пели в хоре — и никакой передышки или послабления. За малейшее нарушение здесь немилосердно пороли и грозили такими карами, от которых у девочек помладше волосы вставали дыбом: например, их могли засадить в подвал, где было жарче, нежели в аду, или обрезать косы. Но и этим дело не ограничивалось — жестокая директриса заставляла своих питомиц даже в несусветную августовскую жару носить мрачные черные платья из шерсти.

И все же никто не осмеливался возроптать против непререкаемой власти Берты — до появления в пансионе новенькой. Зато Кейт сразу же пришла в негодование при виде физического и духовного насилия, творимого в школе Берты Эберхард. Появление мисс Мэлони в Накогдочесе явилось прологом к величайшей и полной опасностей перемене в ее жизни.

Кейт Мэлони всегда была одинока, однако с момента ее прибытия в школу все младшие ученицы с почтением взирали на нее. С той минуты как она, глядя прямо в глаза Берте, медленно протянула: «Я не стану носить черный саван… а коль вам это не по нраву, то можно и по шее схлопотать», — ее провозгласили героиней дня. Не важно, что потом миссис Эберхард заперла Кейт в своей комнате и продержала там, пока та наконец не облачилась в колючее и душное форменное платье, — с этой минуты ученицы целыми днями со страхом и увлечением наблюдали за бесконечными перепалками и настоящими сражениями между миссис Эберхард и Кейт. Кейт из одиночки стала вожаком, из «белой вороны» — защитницей угнетенных и сразу же обнаружила, что эта роль ей по вкусу.

Затем наступила жара. За последние сто лет столбик термометра не поднимался так высоко, а люди не бывали столь вспыльчивы. Миссис Эберхард по-прежнему принуждала девочек носить душные черные платья из шерсти, хотя одна из младших учениц потеряла от жары сознание, а другую стошнило. И тут терпение Кейт кончилось: пока миссис Эберхард ездила в город за припасами, она собрала все форменные платья и продала их странствующему торговцу.