Тамара Лей - Пламя страсти

Тамара Лей

Пламя страсти

Глава 1

Англия

Весна 1348 года

О, как он ненавидел ждать! В такие моменты его можно было сравнить с хищником, который, изнывая от нетерпения, кружит вокруг жертвы, еще не испустившей последнее дыхание. Да, словно хищный зверь, он сейчас нетерпеливо ждал смерти брата. Ждал исполнения данных некогда обещаний. Ждал исполнения своих заветных желаний.

Тяжело вздохнув и брезгливо поморщившись, Лайм резко повернулся и неторопливо зашагал в противоположный конец огромного зала. Томясь в мучительном ожидании, он проделал, этот путь уже больше дюжины раз за последнюю четверть часа. От следов его ног на каменных плитах пола появилась дорожка. Но сейчас Лайм снова двинулся мимо огромного камина, мимо деревянных столов и скамей, сдвинутых к стене. И мимо помоста со ступенями, ведущими к величественному креслу лорда, хозяина замка, которое так долго ожидало его…

Неожиданно Лайм, словно споткнувшись, резко остановился. Терпение! Нужно запастись терпением! Что такое несколько часов ожидания по сравнению с прошедшими шестью годами? Может, уже сегодня Мейнард уйдет в иной мир, и все станет на свои места. Все будет так, как должно было быть с самого начала: Лайм, незаконнорожденный сын Монтгомери Фока, займет наконец место, принадлежащее ему по праву. Место лорда Эшлингфорда, барона!

Погрузившись в раздумья, мужчина закрыл глаза. Несмотря на то, что на протяжении всех этих лет он, Лайм, нес бремя ответственности за состояние дел в поместье на своих плечах, титул принадлежал младшему сводному брату. Именно Лайм следил за расходами и доходами, занимался бумагами и управлял подданными, официально принадлежавшими Мейнарду. И кроме того, он пополнял кошелек брата, тем самым позволяя ему вести весьма и весьма расточительный и беспечный образ жизни. Но теперь все позади. Все изменится!

Лайм, про себя прочитав молитву, с облегчением вздохнул. Больше никто и никогда не сможет помешать ему! Теперь его судьба только в его собственных руках!

— Уильям! — раздался за спиной знакомый голос.

Дядя? Погруженный в размышления, мужчина не слышал шагов. Резко повернувшись, он бросил презрительный взгляд на человека, который упрямо отказывался называть его, Лайма, именем, данным матерью-ирландкой. На человека, который, принадлежа святой церкви, познал больше женщин, чем Лайм, не связанный узами обета безбрачия.

Иво стоял у ступенек, ведущих к креслу лорда. После часов, проведенных в молитвах о душе умирающего племянника, его сутана помялась, а глаза смотрели так же обвиняюще, как в час прибытия в Эшлингфорд.

— Вижу, тебя все это угнетает, — проронил святой отец. Лайм, не сводя с него сурового взгляда, нахмурился. — Я говорю об ожидании, разумеется, — поспешил добавить Иво, прекрасно понимая, что объяснения не нужны.

Он сказал чистую правду, но в его голосе прозвучала такая откровенная насмешка, что в душе Лайма всколыхнулась волна гнева. Впрочем, в этом не было ничего странного: дядя и племянник с давних пор питали друг к другу неприязнь. Иво возненавидел своего незаконнорожденного племянника с самого рождения. Священник признавал только Мейнарда.

— Что вы хотите? — спросил Лайм.

— Я пришел от Мейнарда.

Некоторое время Лайм хранил молчание, ожидая продолжения, но, так и не дождавшись, уточнил:

— Он умер?

Глаза Иво загорелись странным, загадочным огнем. Казалось, он знал некую тайну, способную полностью изменить жизнь племянника.

— Ты должен быть терпелив, сын мой. Это скоро произойдет. Всему свое время.

Подозрительность сменилась гневом.

— Тогда зачем же вы пришли? — едва сдерживая ярость, поинтересовался Лайм.

Иво неторопливо скрестил руки на груди.

— Барон отказался от исповеди и последнего причастия. Сначала он хочет поговорить с тобой. Мейнард просил тебя прийти немедленно.

Так как совсем недавно младший брат запретил допускать его в свою комнату, Лайм насторожился. Что еще он может сказать? Чем хочет поделиться? Судя по довольному и важному виду Иво, Мейнард приготовил для брата неприятный сюрприз.

— Хорошо, я готов следовать за вами.

Удовлетворенно кивнув головой, Иво приподнял подол сутаны и начал спускаться по лестнице.

Лайм, не двигаясь с места, провожал его взглядом и, только когда лестница опустела, пошел вслед за святым отцом. Молясь о скорейшем завершении этого неприятного дела, он быстро, перескакивая через ступеньки, сбежал вниз, миновал коридор и переступил порог спальни, в которой находился умирающий.

В следующее мгновение незаконнорожденный сын Монтгомери Фока поймал на себе взгляд Мейнарда.

— Лайм, — тихо, почти шепотом, произнес брат, — подойди ко мне.

Шагнув вперед, Лайм заметил сгорбленную фигуру женщины, сидевшей у постели умирающего. Искривленными уродливыми пальцами прижимая скомканный платок к глазам, она тихо плакала. Эмма находилась рядом с Мейнардом всю его жизнь. Сначала она была кормилицей, затем нянькой. Эта женщина знала Мейнарда лучше Анны, его матери, и несомненно любила его больше, чем мать. Однако, несмотря на безграничную преданность младшему сыну, Эмма с добротой относилась и к старшему.

Остановившись рядом с Иво, Лайм посмотрел на израненное тело брата, беспомощно распростертое на кровати. Именно он принес Мейнарда в замок и положил на эту кровать. Лайм не видел скрытых одеждой ран несчастного, так как лекарь сразу же попросил всех покинуть спальню, однако он уже знал, что барон стоял на пороге смерти.

Ключица Мейнарда выступала под неестественным углом, в левом боку образовалось углубление, свидетельствовавшее о переломе нескольких ребер. Однако жизнь покидала его тело не из-за переломов. Почти весь его живот покрывали обширные кровоподтеки. Барон умирал от внутреннего кровотечения.

— Я умираю, — прохрипел он. После выпитого накануне его язык все еще заплетался. — Но ты ведь знаешь об этом, верно?

Лайм посмотрел на еще вчера такое красивое лицо брата. Золотистые волосы Мейнарда слиплись от грязи, кожа приобрела характерную предсмертную бледность. Этот человек, с которым Лайма связывало лишь имя отца, не заслуживал ни сочувствия, ни жалости. Но Лайм неожиданно почувствовал, как в душе что-то дрогнуло.

Тем временем Мейнард, собравшись с силами, натянуто улыбнулся.

— Я думал, что это мне придется хоронить тебя, — пробормотал он. — Я надеялся тебя пережить.

Лайм вспомнил о беспечной, распутной жизни брата. Мейнард жил так, словно был уверен, что никогда не умрет.

— И тогда тебе не пришлось бы выполнять обещание, данное мне.

— А-а, ты знаешь меня слишком хорошо.