Вячеслав Летуновский - Менеджмент по-спартански. Железная воля

Один врач сказал Павсанию: «Ты стал стар». «Потому, — отвечал царь, — что не лечился у тебя».

Панфед, командовал одним из спартанских гарнизонов в начале IV в. до н. э. в Беотии

Когда Панфед отправился послом в Азию, ему там показали укрепленную стену. «Клянусь богами, иноземцы, — воскликнул он, — хорошее у вас убежище для женщин!»

После того как в Академии философы долго и серьезно обсуждали какой-то вопрос, они спросили Панфеда, какими показались ему их мысли. «Серьезными, но бесполезными, — отвечал он, — поскольку вы сами им не следуете».

Агесиполид I, сын Павсания, правившего с 395 по 380 г. до н. э

Когда у афинян со спартанцами были взаимные претензии и они призвали в качестве посредника мегарское государство, Агесиполид сказал: «Это позор, афиняне, что стоящие во главе Эллады меньше разбираются в справедливости, чем мегарцы».

Клеомброт, сын Павсания, спартанский царь из рода Агиадов (годы правления 380–371 до н. э.)

Когда какой-то иноземец поспорил с его отцом о добродетели, Клеомброт, сын Павсания, сказал: «Мой отец все равно будет более достойным человеком, чем ты, до тех пор, пока ты тоже не станешь отцом».

Статуэтка лаконского воина

Клеомен II, сын Клеомброта, спартанский царь IV в. до н. э., из рода Агиадов, правил в IV в. больше 60 лет

Когда кто-то дал Клеомену, сыну Клеомброта, бойцовых петухов, обещая, что эти петухи умрут, сражаясь за победу, тот сказал: «Дай мне из тех, которые ради победы убивают. Те будут получше».

Агесилай Великий, спартанский царь из рода Еврипонтидов (399–360 гг. до н. э.)

Однажды Агесилаю Великому выпал жребий быть на пиру симпосиархом. Виночерпий спросил его, сколько вина наливать каждому. «Если приготовлено много, — сказал Агесилай, — наливай столько, сколько каждый попросит; если же мало, то всем давай поровну».

Когда некий преступник стойко держался под пыткой, Агесилай сказал: «Какой же опасный злодей этот человек, если даже в позорных обстоятельствах он проявляет такую твердость и выносливость».

Когда кто-то хвалил ритора за то, что тот умеет представить великими даже незначительные дела, Агесилай сказал: «Я не считаю хорошим сапожником того, кто обувает маленькую ногу в большой башмак».

Однажды какой-то человек сказал Агесилаю: «Но ведь ты уже согласился». А потом много раз повторял эти слова. Царь возразил: «Да, я согласился, если это было правильно, а если нет, считай, что сказать-то я сказал, а соглашаться не согласился». «Однако, — возмутился тот, — подобает, чтобы цари выполняли то, что они обещали, кивнув головой!» На что Агесилай ответил: «Еще больше подобает, чтобы обращающиеся к царям просили только справедливого и говорили только правду; а также чтобы они выбирали для просьб подходящее время и не просили того, что царям исполнять не следует».

Если Агесилай слышал, что кого-либо хвалят или порицают, он полагал, что не менее важно знать характер тех, кто говорит, чем тех, о ком судят.

Когда царь был еще мальчиком, руководитель гимнопедий не предоставил ему сколько-нибудь заметного места для выступлений, хотя уже было известно, что Агесилаю предназначено стать царем. Он подчинился, говоря: «Хорошо, я сумею показать, что не места придают почет людям, а люди местам».

Когда некий врач предписал ему тщательно разработанный курс лечения, выполнять который было очень трудно, царь воскликнул: «Клянусь богами, нигде не сказано, что мне непременно нужно жить и на все идти ради этого».

Как-то, когда Агесилай стоял у алтаря Афины Меднодомной, принося жертву богине, его укусила вошь. Царь, нисколько не стесняясь, извлек насекомое и на глазах у всех раздавил его, говоря: «Клянусь богами, даже стоя у алтаря, приятно разделаться с тем, кто злоумышляет против тебя».

В другой раз, увидев, как мальчик тащил из норы мышь, а та, извернувшись, укусила схватившую ее руку и убежала, Агесилай привлек внимание окружающих к этой сцене и сказал: «Смотрите, даже ничтожнейшее животное столь отчаянно защищается от тех, кто хочет его обидеть. Судите сами, как следует поступать людям!»

Намереваясь начать войну с персами за освобождение проживающих в Азии эллинов, Агесилай запросил оракула Зевса в Додоне. Оракул приказал ему начать поход, и царь сообщил об этом эфорам. Те приказали Агесилаю отправиться в Дельфы, чтобы получить и там предсказание. Придя в Дельфы, он задал вопрос следующим образом: «Согласен ли ты, Аполлон, с мнением твоего отца?» Когда бог подтвердил предсказание, Агесилай был выбран полководцем и выступил в поход.

Имея немногочисленную конницу, Агесилай отступил к Эфесу и обратился к тамошним богачам, предлагая, чтобы взамен вступления в армию каждый предоставил ему лошадь и всадника. Таким образом, взамен трусливых богачей войско получило лошадей и мужей, годных для несения военной службы. Агесилай сказал, что он вступил в соревнование с Агамемноном, который точно так же, получив хорошую кобылу, освободил от участия в походе трусливого богача.

Агесилай приказал продавать захваченных на войне пленников голыми. Оказалось, что нашлось много покупателей на их одежду, которые, высмеивая самих пленников, не желали платить за них ни гроша, говоря, что люди эти вследствие изнеженности бесполезны, что видно по их телам — рыхлым и белым. Агесилай, подойдя к ним, сказал: «Глядите, вот добыча, ради которой вы сражаетесь, а вот люди, с которыми вы сражаетесь».

Разбив Тиссаферна в Лидии и уничтожив многих его воинов, он продолжал опустошать земли царя. Тот послал Агесилаю деньги и просил его закончить войну. Агесилай ответил, что только государство имеет право заключать мир, а ему больше нравится обогащать своих воинов, чем богатеть самому. «У греков, — сказал он, — существует хороший обычай: брать у врага не подарки, а добычу».

Во всем остальном Агесилай тщательно придерживался законов, но в делах, связанных с дружбой, он считал всякие ссылки на правосудие пустыми речами. Во всяком случае, известно его письмо, адресованное карийцу Гидриэю, в котором царь ходатайствует за одного из своих друзей. «Если, — пишет он, — Никий невиновен, отпусти его; если же виновен, отпусти его ради меня: отпусти в любом случае».