Вячеслав Летуновский - Менеджмент по-спартански. Железная воля

Когда кто-то бранил его, говоря: «Ты, Клеомен, роскошествуешь» — он отвечал: «Это все-таки лучше, чем быть ненасытным. Вот ты, например, имея достаточно, все-таки жадничаешь».

Когда самосский тиран Меандрий бежал в Спарту, спасаясь от вторжения персов, он показал Клеомену, сколько золотых и серебряных сосудов он привез с собой, и предложил подарить их, сколько бы он ни пожелал. Царь не взял ни одного, но принял меры, чтобы Меандрий не раздавал сосуды и другим гражданам. Отправившись к эфорам, он сказал, что для Спарты будет лучше, если самосец, хотя тот и был его кунаком, все же будет удален из Пелопоннеса, чтобы он не подтолкнул кого-либо из спартанцев к предательству. Выслушав его, эфоры в тот же день объявили об изгнании Меандрия.

Когда кто-то спросил его, почему часто побеждавшие спартанцы не уничтожили нападавших на них аргосцев, Клеомен ответил: «И, наверно, не уничтожим никогда. Нашей молодежи нужно ведь на ком-то упражняться».

Когда кто-то спросил, почему спартанцы не посвящают богам захваченные у врага доспехи, он ответил: «Потому что они принадлежали трусам».

Леонид, сын Анаксандрида, сводный брат Клеомена I и внук мудрого Леонта (см. выше), правил с 488 по 480 г. до н. э. и погиб во главе отряда из 300 спартанцев, защищавших Фермопилы

Один человек сказал Леониду, сыну Анаксандрида, брату Клеомена: «Ты ведь ничем не лучше нас, за исключением того, что ты царь». Тот ответил: «Если бы я не был лучше, то не был бы и царем над вами».

Когда он шел на битву с Персом под Фермопилы, его жена Горго спросила, какие он оставляет ей распоряжения, Леонид ответил: «Вступать в брак с благородными людьми и рожать только благородных».

Когда эфоры указывали ему, что он берет под Фермопилы слишком мало людей, он ответил: «Для того дела, на которое мы идем, даже слишком много».

Эфоры спросили: «Уж не думаешь ли ты, что идешь для того, чтобы задержать варваров у прохода?» «В речах так, — сказал он, — а на деле иду умирать за эллинов».

Памятник Леониду. Спарта

Придя к Фермопилам, он обратился к своим соратникам: «Говорят, что варвар близко и выступает, пока мы теряем время. Ну что ж, либо перебьем их, либо самим умирать».

Когда во время боя кто-то воскликнул: «Из-за варварских стрел не видно солнца», Леонид сказал: «И хорошо, будем сражаться в тени».

Другой сказал: «Варвары уже рядом». Леонид ответил: «Стало быть, и мы рядом с ними».

Кто-то спросил его: «Неужели, Леонид, ты пришел сюда с немногими, чтобы сразиться с таким множеством». Царь ответил: «Если бить числом, то не хватит и всего эллинства; ведь оно составляет лишь малую часть варварского мира. Если же полагаться на доблесть, то моих вполне достаточно».

Когда другой человек тоже удивился немногочисленности его воинов, Леонид сказал: «Чтобы умереть, хватит и этих».

Ксеркс написал ему: «Перейдя на мою сторону, можешь, не борясь с богом, сделаться единоличным правителем всей Эллады». В ответ Леонид написал: «Если бы ты понимал истинные блага жизни, не стал бы домогаться чужих владений. Я же предпочитаю умереть за Элладу, чем единолично властвовать над нею».

Тогда Ксеркс снова написал ему: «Сдавай оружие!» Он ответил: «Приди и возьми».

Леонид хотел напасть на врага не медля, но полемархи требовали, чтобы он подождал остальных союзников. Леонид сказал: «Разве здесь не все, кто будет сражаться? Вы что, не знаете, что с врагом дерутся только те, у кого есть цари, которых почитают и боятся?»

Он приказал своим воинам завтракать, объявив, что обедать будут уже в Аиде.

Когда его спросили, почему лучшие люди предпочитают славную смерть бесславной жизни, он ответил: «Они считают, что жизнь и смерть — дело природы, а слава и бесславие — наше».

Леонид желал сохранить цвет молодежи, но был уверен, что юноши не захотят, чтобы их щадили. Поэтому он пустился на хитрость: дал каждому юноше по скитале и отослал как бы с поручением к эфорам. Он хотел также спасти и троих зрелых мужей, но те догадались и не согласились взять скиталы. «Я пришел сюда не вестником, а воином», — сказал один. «Останусь здесь, лучше будет», — сказал второй. А третий: «Не отстану от друзей, впереди буду биться».

Леотихид II, сын Аристона из рода Еврипонтидов, правившего в Спарте с 491 по 469 г. до н. э

Когда Леотихиду, сыну Аристона, сказали, что сыновья Демарата говорят о нем дурно, он воскликнул: «Клянусь богами, ничего удивительного: ни один из них ничего хорошего и не способен сказать».

Когда на ближних воротах змея обвилась вокруг ключа, прорицатели объявили, что это чудо. «А мне кажется, — сказал Леотихид, — в этом нет ничего чудесного. Вот если бы ключ обвился вокруг змеи — тогда было бы чудо».

Нищий орфический жрец Филипп уверял, что те, кого он посвятил в мистерии, после смерти будут счастливы. Леотихид сказал: «Что же, неразумный, ты не умрешь как можно скорей, чтобы разом покончить и с бедностью, и с постоянными несчастьями».

Когда кто-то спросил Леотихида, почему спартанцы не посвящают богам захваченное у врагов оружие, он ответил, что вещи, отобранные у трусов, нехорошо ни выставлять на обозрение молодым, ни посвящать богам.

Памятник Леониду в Фермопилах

Фемистей

Прорицатель Фемистей предсказал царю Леониду и его соратникам гибель под Фермопилами. Леонид послал Фемистея в Спарту якобы для того, чтобы сообщить о том, что должно произойти, а на самом деле чтобы он не погиб вместе со всеми. Тот, однако, не согласился, сказав: «Я прислан сюда воином, а не вестником».

Павсаний, сын Клеомброта, был регентом при малолетнем сыне Леонида Плистарха в 480 г. до н. э. и командовал объединенными силами греков, разбивших персов в битве при Платеях

Когда делосцы справедливо отстаивали перед афинянами право на свой родной остров, говоря, что, согласно их законам, ни женщины не имеют право рожать на нем, ни похороны не могут производиться, Павсаний, сын Клеомброта, сказал: «Как же этот остров может быть вашей родиной, если никто из вас не был здесь рожден и никто не будет похоронен».

Некоторые из изгнанников склоняли Павсания повести войска на Афины, утверждая, что, когда в Олимпии было названо его имя, афиняне одни-единственные свистели. Павсаний ответил: «Как же, вы думаете, поступят эти люди, которые при хорошем к ним отношении освистали меня, если я поступлю с ними плохо?»