Нассим Николас Талеб - Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса
Но даже если мы не можем точно выразить сущность чего-либо, нам по силам сказать, чем это «что-то» не является, – то есть дать скорее косвенное, чем прямое определение. «Апофатическое» (от греческого «апофазис» – отрицать или упоминать, не упоминая) концентрируется на том, что невыразимо словами. Данный метод зародился как отрицание прямого описания; фокус смещается на негативное описание, именуемое на латыни via negativa, «путь отрицания», по названию богословской традиции, которая была особенно сильна в православной церкви. Via negativa не пытается объяснять, что есть Бог, – оставьте это примитивной школе современных мыслителей и близким к науке псевдофилософам. Апофатическая теология указывает на то, чем Бог не является, и следует по пути отрицания. Главным образом эта традиция связана с богословом мистического толка Псевдо-Дионисием Ареопагитом. Так называют жителя Ближнего Востока по имени Дионисий, автора удивительных мистических трактатов; его долго путали с Дионисием Ареопагитом, судьей из Афин, которого обратил в христианство своей проповедью апостол Павел. Отсюда и слово «псевдо» перед именем Дионисия.
Неоплатоники были последователями Платона, их интересовали главным образом платоновы «идеи», или абстрактные формы, находящиеся вне конкретных вещей и явлений. Псевдо-Дионисий был учеником неоплатоника Прокла (а тот – учеником Сириана, еще одного сирийского неоплатоника). Прокл знаменит среди прочего своими метафорами: он часто повторял, что статуи появляются, когда скульптор отнимает (или вычитает) лишнее. Недавно я встретил другую, более современную версию этой метафоры с апокрифической игрой слов. Римский папа спросил Микеланджело, в чем секрет его таланта – и как скульптору удалось создать статую Давида, которая считается шедевром среди шедевров. Микеланджело ответил: «Это просто. Я лишь отсек все то, что не есть Давид».
В этой реплике читатель может распознать логику, на которой основана стратегия штанги. По этой логике первым делом надо избавиться от хрупкости.
Как распознать шарлатана?
Сторонники вмешательства ратуют за позитивное действие – за дела. Наши примитивные мозги уважают и восхваляют действия (как и любые позитивные дефиниции), что приводит, скажем, к наивному вмешательству государства в экономику – и последующей катастрофе, после которой общественность жалуется на наивное вмешательство государства, потому что эти действия, как уже доказано, заканчиваются катастрофой, после чего власти вмешиваются в экономику опять, еще наивнее, чем прежде. Недеяние, противоположность делам, не рассматривается как действие и не считается чем-то приемлемым. Таблица 3 показывает, какими последствиями чревато вмешательство в различных областях, от медицины до бизнеса.
Всю свою жизнь я пользовался замечательно простым правилом: распознать шарлатана легче легкого – он всегда дает одни только позитивные советы, используя наше легковерие и предрасположенность лохов к рецептам, которые кажутся нам очевидными, но при этом очень быстро забываются. Загляните в любую книгу, заглавие которой начинается с «Как…» (продолжение придумайте сами: разбогатеть, потерять вес, завести друзей, внедрить инновацию, провести успешную предвыборную кампанию, накачать мускулы, найти мужа, руководить детским приютом и так далее). Однако на практике профессионалы используют «негативные» советы, те, которые отобрала эволюция: шахматные гроссмейстеры обычно выигрывают, не давая себя победить; люди богатеют, потому что не банкротятся (особенно когда это делают другие); религии в основном запрещают что-то; мудрость жизни состоит в понимании, чего именно следует избегать. Вы уменьшаете личный риск случайных потерь минимальным способом.
Мы одурачены случайностью. А именно: в ситуациях, которые по большей части случайны, мы не можем определить, обязан ли человек успехом своим навыкам и умениям – и преуспеет ли тот, у кого навыки и умения есть. При этом мы с высокой точностью можем предсказать негативный исход: если у человека нет ни умений, ни навыков, в конце концов его постигнет неудача.
Вычитающее знание
Все то же самое касается и знания в целом. Величайший – и наиболее неуязвимый – вклад в человеческое знание состоит в удалении всего того, что мы считаем неверным. Такова субтрактивная (вычитающая) эпистемология.
В жизни антихрупкости достигают те, кто не является лохом. В сочинении «О мистическом богословии» Псевдо-Дионисий не использовал эти слова, не рассуждал о неподтверждении и не описал концепцию достаточно ясно, но, с моей точки зрения, он понимал, что такое субтрактивная эпистемология и асимметрия знания. Я называл «платонством» любовь к чисто абстрактным формам и универсалиям, которая не дает нам увидеть хаос реальности, в результате чего мы страдаем от Черных лебедей. Потом я осознал, что здесь кроется асимметрия. Я искренне верю в платоновские идеи, когда они превращаются в собственную противоположность и становятся негативными универсалиями.
Главное положение эпистемологии, которое я защищаю, состоит в следующем: мы знаем куда больше о том, что неверно, чем о том, что верно, или, если перефразировать идею в терминах хрупкости/неуязвимости, негативное знание (о том, что неверно и не работает) более неуязвимо в отношении ошибок, чем позитивное знание (о том, что верно и работает). Поэтому знание прирастает больше вычитанием, чем прибавлением – то, что мы знаем сегодня, может оказаться неверным завтра, но то, что сегодня нам кажется неверным, завтра вряд ли станет верным, по крайней мере, так просто это не произойдет. Если я встречу черного лебедя (с маленькой буквы), то смогу уверенно сказать, что утверждение «все лебеди белые» неверно. Но даже если я никогда не видел черных лебедей, я не обязан считать, что это утверждение правильно. Перефразируем еще раз: поскольку одно частное наблюдение может опровергнуть утверждение, в то время как миллионы наблюдений не обязательно его подтверждают, неподтверждение более доказательно, нежели утверждение.
Сегодня эту концепцию связывают с философом Карлом Поппером, и я ошибочно считал, что он ее придумал (хотя он точно придумал еще более мощную концепцию – о фундаментальной невозможности предсказать ход истории). Как выяснилось, данная концепция уходит корнями в древность и была одним из основных положений медицинской школы скептиков-эмпириков, существовавшей в Восточном Средиземноморье после античности. Эту концепцию хорошо изучила группа французских ученых XIX века, заново открывшая работы данной школы. Кроме того, на идее неподтверждения строится естественнонаучное познание.
Мы можем соединить эту идею с основными постулатами о позитивном (прибавляемом) и негативном (вычитаемом): негативное знание более неуязвимо и меньше подвержено искажению. Но оно не совершенно. Философы критиковали Поппера за то, что он считал неподтверждение чем-то непоколебимым, недвусмысленным, черно-белым. Оно вовсе не таково: невозможно понять, отчего эксперимент не привел к ожидаемым результатам и поставил под удар теорию: то ли оборудование подвело, то ли ученому просто не повезло, то ли он смошенничал. Скажем, вы увидели черного лебедя. Само собой, этот лебедь ставит под сомнение тезис о том, будто все лебеди белые. Но что, если вы переборщили с ливанским вином – или галлюцинируете, потому что слишком много времени проводите в Сети? А если дело было темной ночью, когда все лебеди серы? Скажем так: в целом провал (или неподтверждение) более информативны, чем успех и подтверждение, потому-то я и говорю, что негативное знание всего лишь «более неуязвимо».
Перед тем, как писать эту часть, я потратил немало часов, изучая полное собрание сочинений Поппера и недоумевая, как этот великий мыслитель с его навязчивой идеей о фальсификации всего и вся упустил из виду хрупкость. Шедевр Поппера, книга «Нищета историцизма», где он говорит о пределах прогнозирования, доказывает невозможность приемлемого описания будущего. Однако Поппер не осознал, что, если некомпетентный хирург делает операцию на мозге, можно точно предсказать, что пациент сильно повредится умом и даже умрет. И все-таки «вычитающее» представление о будущем отлично согласуется с концепцией неподтверждения – это следующий этап ее развития. То, что Поппер называет фальсификацией теории, на деле должно вести к повреждению объекта ее приложения.
В политических системах хороший механизм – это механизм, который помогает устранить «плохого парня»; дело не в том, что нужно делать или кого именно следует выдвигать на тот или иной пост. «Плохой парень» способен причинить больше вреда, чем коллективные действия «хороших парней». Йон Элстер идет дальше: недавно он написал книгу с говорящим названием «Предотвращая беду» (Preventing Mischief), в которой основанием негативного действия служит идея Бентама: «Искусство законодателя ограничивается устранением всего способного вредить свободному и планомерному выполнению функций собрания».
