Вилена Смирнова - Реинкарнация сильнейших. Лирическая сказка об управлении кризисом организации
– Правдолюбова, ну скажи, при чем тут твоя страховка? – рассмеялась Пионерогероева. – Ты уж переживай на одну тему – примут, оформят, а ты – страховка где…
– Да? – вредничала Правдолюбова. – А если мне надо вызвать „Скорую“? Я ведь не смогу, если что. Страховка – это очень важно! И мобильный еще не оплачивают, видишь? Пригожева ушла, сказала, что ей наврали, может, и про проект это все вранье?
– Знаешь, Правдолюбова, ты уж лучше про страховку тогда переживай. Хотя я что-то не припомню, чтобы ты каждый день пользовалась услугами „Скорой“.
– Ты вот смеешься, а я сходила к Гадкоутенковой, она сказала, что мое оформление – твоя забота. Я, конечно, возразила и напомнила, что у тебя самой еще внутренний контракт не подписан, но она ничего не стала слушать и довольно грубо меня выпихнула. Вообще мне показалось, что она пытается нас с тобой столкнуть лбами. Что вроде ты должна была, когда на работу меня принимала, все вопросы взять на себя, а ты не заботишься о своих сотрудниках.
– Ну, если лбами, то нам точно первой помощи врачей не избежать. У меня, знаешь, какой лоб твердый?
Вострикова положила трубку и радостно сообщила:
– Босс сегодня собирается к лепульторам и велел нам всем быть во дворе в 20.00 – едем все на президентской машине.
– Значит, я опять в пролете с оргструктурой, рисками, планами, а теперь еще и с оформлением Правдолюбовой, – вздохнула Пио-нерогероева.
– Ничего, плевать на оформление. Пока главное – на глаза боссу все время попадаться, он не забудет, – оживилась Правдолюбова.
На встречу с лепульторами команда проекта выехала с опозданием на час, причем за рулем автомобиля был сам президент. По всему было заметно, что он пребывал в самом радужном расположении духа. Виражи, которые он выписывал на дороге, заставили девушек забыть о том, что они нещадно опаздывают, а громкая музыка, которую решил послушать босс, пресекала любую возможность переговоров. Ехали молча.
Лепульторы, несмотря на опоздание гостей, были несказанно рады возможности наконец поговорить с Безбашневым о наболевшем.
Наболевшим было отвратительное качество свистулек, с которым им постоянно приходилось сталкиваться, а точнее – его дорабатывать. Они неоднократно намекали Безбашневу о существовании альтернативных возможностей выполнения заказов, а сегодня решились впервые высказаться открыто.
После того как они провели небольшую экскурсию по мастерской и показали эскизы потенциальных моделей (Безбашнев внимательно их изучил и засунул в свой портфель, пообещав подумать), все разместились за столом. Лепульторы предложили чай, а запасливая Вострикова прихватила с собой торт.
До главного никак не могли добраться, обсуждали возможности и перспективы сотрудничества. Пионерогероева знала, что некоторое время тому назад Безбашнев пообещал лепульторам открытие галереи, где они могли бы экспонировать свои работы. Теперь мастера хотели ненавязчиво подойти к вопросу об их продюсировании, и вновь создаваемая структура была именно тем средством, с помощью которого можно было бы решить этот вопрос.
– Давайте рассматривать наше сотрудничество шире – вы, используя свои ресурсы, обеспечиваете широкое продюсирование коллекций и эксклюзива, а мы, в свою очередь, привлекаем единичные заказы, с которых можно было бы начать серию.
– Мы понимаем, – прервала тут же понимающая Правдолюбова, – что ваша заинтересованность в этом велика. Но для нас этот вариант – только одна ступень. Наши планы распространяются гораздо шире. У нас приоритет – бренч. И вся продукция, которую сейчас станут выпускать, будет заводиться именно под него. Поэтому сразу вас успокою: нам не очень интересны варианты работы по продюсированию, тем более если авторов неизмеримое количество.
Тут один из лепульпторов заметил, что Безбашнев увлекся разглядыванием какого-то журнала.
– Да, видите, как далеко ушел вперед весь мир и конкретно – китайцы. Вы со своими технологиями будете все равно плестись в хвосте, но такого качества, как у них, не получите. Видите? Вот это – эксклюзив, а то, что производит ваша дама Бейбаклушки-на, – простите, деревенская самодеятельность.
Вострикова очень нервно стала поглядывать на президента Безбаш-нева, но тот не проявлял никакой неприязни. Маэстро продолжил:
– Ваше ноу-хау, эти кони, которыми вы так гордитесь, простите меня, грешного, – отстой полный. Я не говорю о том, что с художественной точки зрения изделия не представляют никакой ценности. Вот к чему нужно стремиться, – он показал разворот в журнале с изделиями высокой креативной мысли. Босс, большой любитель прекрасного, не смог оценить это по достоинству и со скучающим лицом перевернул страницу, упорно удерживаемую в его поле зрения лепульптором.
Второй маэстро был уязвлен резким заявлением Правдолюбовой и решил продолжить:
– Вот вы говорите – бренч. А сколько стоит на сегодня ваш бренч?
– На сегодня – ноль, – рапортовала Правдолюбова. – Но мы как раз сейчас и занимаемся выведением бренча и определением его стоимости. Поэтому не имеем права разбрасываться. Наши исследования должны подкрепляться реальными бренчевыми изделиями, а не экспериментами школы начинающих талантов.
– Мне кажется, вы преувеличиваете свои возможности. То, что вы сейчас имеете на складе, причем в большом количестве, ни под какой бренч заводить нельзя – это вы понимаете. А то, что вы собираетесь делать, ваша фабрика не в состоянии произвести; для этого вам придется вывести такой дорогой бренч и так его раскрутить, чтобы у вашего потребителя не возникало вопросов, почему свистульки все в трещинах и место им – в выбраковке. Потребитель должен будет, покупая ваш бренч, осознавать только одну вещь – он приобрел шедевр. Но хватит ли у вас возможностей, чтобы довести потребителя до такого понимания?
Вострикова насторожилась еще сильнее – разговор приобретал не тот поворот. Но уязвленная в лучших профурсетинговых чувствах Правдолюбова мигом нашла выход:
– А мы сейчас в рамках антикризисного регулирования обеспечим быструю реализацию того, что на складе. И не будем считать это бренчевой продукцией, а выпуск эксклюзивных свистулек запустим в пилоте где-нибудь в другом месте. Да, господин Безбашнев?
Господин Безбашнев неопределенно поморщился и скороговоркой ответил:
– Мы не будем устраивать быструю реализацию, потому что когда мы будем всемирно известны, то сможем продать это как „ранние коллекции“ за бешеные деньги.
Первый лепульптор оживился, понимая, что надо разрядить обстановку, и охотно поддержал соображения президента.
– Да, вы знаете, у Шмерсаче, например, один эскиз, нарисованный им одним росчерком, стоит до десяти тысяч долларов. Это, конечно, всемирный бренч; полагаю, вы планируете идти по этому пути?
